– Исконникам?
– Ха! – не выдержал Поп. – Это уже даже смешно. Нет, не исконникам, а именно сотруднику головного отделения конторы, правда не московского, а ленинградского. Тот сотрудник занимал одну из руководящих должностей, был великолепным аналитиком, и одновременно – другом юности декана. И много лет получал от последнего все данные исследований Михаила Петровича. Тот на самом деле был наивен как дитя, думая только о науке, а не о славе, статей писал мало, оставался на вторых ролях, вот этим и воспользовались. На декана мы вышли параллельно со следователями, а вот о его связи с сотрудником конторы узнала Мара, проанализировав собранные Лотом сведения. Лот же через друзей смог выйти на водителей, по приказу этого самого декана возивших в лабораторию ученого материалы. А до того они забирали это оборудование в других городах, и тоже обычно без накладных. Но основные маршруты вели в Ленинград. Мара, связав все вместе, вышла на того сотрудника, и все встало на свои места: сотрудник ездил в загранкомандировки и мог быть завербован исконниками. У него имелись возможности и официальные бумаги подделать, и материалы ученому передать, и информацию – исконникам. Он и продумывал похищение, привлек для этого некоторых людей из отдела быстрого реагирования, не нашего, конечно, а своего. Когда Михаил Петрович сообщил декану, что почти добился результата и хочет лично объявить о своем достижении, они заволновались и провернули дело с похищением, увезя ученого, как говорят, «в неизвестном направлении». Не знаю, как сейчас, но две недели назад он еще не был найден. Но о том, что эксперимент удался, да и о тетради с записями, они не знали, и уж тем более не догадывались о тебе. Ученого же как-то заставили работать на себя и спланировали нападение на город. Мы все это выяснили как раз под Новый год, хотели вам рассказать, но не успели.
– Исконники вас опередили, – кивнула я.
– Можно сказать и так, – впервые заговорил-загудел Тихон. – Хотя это не исконники были, а идиоты! В сети появилась научная статья, очень грамотная, с расчетами, что при воздействии на границу блокады фоном в противофазе она должна самоликвидироваться. Ну как звуковые волны глушат, знаешь?
– Не знает, – бросил из своего угла Лаки и снова замолк, но я успела увидеть смешинку в его глазах.
– Знаю, хотя и плохо. И что?
– Статья была грамотная, и кто-то подсуетился подсунуть ее ребятам с физмата, причем одновременно в обоих городах – и основная блокада, и «тень» получались задействованными. И снабдили этих «героев» материалами! Через блокаду провезли, сволочи. Мало того, добились скоординированных действий.
Я вспомнила бег по лабиринту вагончиков и теплотрасс, проносившиеся мимо грузовики с пустыми кабинами, мертвый двор.
– Я эгоистка законченная! Что хоть у вас было-то? Опять миражи? Материализация? Много людей пострадало?
– Миражи – это мелочи, – усмехнулись сразу все, а Тихон пояснил:
– Никто особо не пострадал, по крайней мере, погибших и параллельщиков не было. Там совсем другой эффект вылез, да такой, что сейчас все физики мира головы ломают, а космические институты едва не подрались за право исследовать феномен.
– Что случилось?!
– Ты слышала о «кротовых норах»? – обернулся ко мне Азамат, до этого предоставлявший остальным право рассказывать.
– Да, у нас о них часто говорят, но это пока неподтвержденная теория.
– А теперь представь «кротовую нору» между двумя городами!
– Что?! – Я не могла поверить, перед глазами возникла картинка из какого-то фильма: серый вихрь вокруг черной дыры и проваливающиеся туда люди.
– Ну да, – кивнул Хаук. – Помнишь тот подземный переход, в котором взрыв был? Его из-за блокады недоремонтировали, а он довольно близко к границе блокады расположен. Ну, ушлые студенты туда установку свою и поставили.
– А у нас – в коридоре недостроенного вокзала, тоже под землей, рядом с камерами хранения, – вставил Тихон. – Теперь удобно: если в подземном переходе не прямо идти, а налево свернуть, в Эмторе окажешься.
– И что – теперь у вас перестанут строить дороги? – поразилась я.
– Нет, не перестанут. – Тихон потянулся, разминая спину. – Какой дурак будет так рисковать с блокадой? А вот в космосе это как раз можно применять, не сейчас, а в будущем, когда сможем все рассчитать. Но нам теперь точно не придется сотни лет тащиться от звезды к звезде. Гузелка посчитала, а потом другие подтвердили: такой эффект в космосе достигается намного проще и более предсказуем. Но это не касается основного дела. Так рассказывать дальше?
– Конечно!
– Ну вот, города оказались соединены между собой, и мы, как единственные компетентные ученые поблизости – не институтских же считать, их тогда за студентов трясли, как груши, – стали изучать переход и одновременно знакомиться лично, – улыбнулся Хаук. – Ох тогда Лаки от нас и влетело, за ту установку.
– Ладно врать, – рассмеялся Поп. – Фо с Кью на нем, как игрушки на новогодней елке, повисли, да и мы тогда хорошо проставились. Жаль, тебя не было. А влетело ему именно за тебя: теория-то была непроверенная, и никто тогда не знал, смогла ли ты вернуться. Но все быстро выяснилось.
– Да, быстро, – посерьезнели все. – Мы еще в блокаде сидели, когда с нами на связь вышли сотрудники из головного отделения в Москве, по выделенному каналу – раньше им раза два всего и пользовались, и то только для проверки связи. И… в общем, тут начинается совсем другая история, из-за которой ты снова у нас оказалась.
– Эй, болтологи от науки, ужинать пора! – заглянула к нам Назиля. – А потом расходитесь, Нате отдыхать надо.
* * *На следующее утро парни продолжили рассказ.
Второе за полгода, наглое и хорошо спланированное нападение стало для всех шоком. О том, что все организовали студенты, выяснили примерно через две недели, и не люди из обеих контор, а обычные следователи. Наших же отстранили от расследования, запретив сотрудникам работать с какой-либо техникой, даже общаться по телефону или видеосвязи. Хуже всего пришлось Петру Анатольевичу и Марине Алексеевне – им припомнили и «умалчивание» данных по «шумам» фона, и прием меня на работу в обход начальства, и увольнение ДимНика. Павла Ивановича с Марой вообще отстранили от работы «по состоянию здоровья».
Через две недели, когда нашли тех самых, особо увлеченных наукой, студентов (им потом впаяли условные сроки, одновременно взяв на работу в какие-то серьезные институты – такие таланты на дороге не валяются), подтвердилась непричастность наших к созданию установок, хотя подозревать их все же не перестали. Работать сотрудникам разрешили, но
