Этот компромисс ещё долго меня выручал: спать-то всё-таки надо. А беда с каждым днём становилась всё ближе, как с каждым днём становится ближе всякое неизбежное, это я точно знал. Но всё равно верил в чудо. А как мне было не верить? Люди порой меняются, это же правда так, сколько раз уже становился свидетелем внезапных удивительных перемен, которых совершенно не ожидал. Поэтому каждый день я выходил из дома в надежде, что где-нибудь на середине пути увижу на мозаичной мостовой блестящие рельсы, услышу гудок приближающегося паровоза, Агата выглянет, скажет: «Прости, что такой ужас творила, сама не понимаю, что на меня нашло, помоги мне, пожалуйста, подскажи, как всё исправить». Не обязательно именно это, пусть хоть что-нибудь скажет – такое, чтобы я смог ей поверить. И рискнул начать всё с начала – запрыгнуть в последний вагон, обнять Агату, стоять рядом с ней у окна, смотреть на проплывающие мимо рощи и города, слушать её рассказы, записывать их для Шурфа, смеяться и пить вино.
Ну или ладно, не обязательно сразу её прощать, можно сурово ответить: «Хорошо, я подумаю», – и никуда не ехать, не слушать, не обнимать, отлично я раньше жил без этих поездок между мирами и её сладких объятий, и ещё проживу. Лишь бы наконец перестать ненавидеть Агату и обречённо думать: «С этим пора кончать».
Но хрен мне, конечно. Ни извинений, ни даже нового скандала с метанием призрачной посуды я не дождался. И поезда больше не видел, на моём пути он ни разу не возник. Зато его видели все остальные; ладно, не все, но многие, свидетелям поезда не было числа. Списки улиц и площадей, по которым проезжал чудесный Агатин поезд, грохоча и сверкая огнями, росли с каждым днём. Никакой особой системы в его появлениях не было, разве что всё это оказывались места, которые я хорошо знал, включая тюремный остров Холоми и парк, окружающий Королевскую резиденцию; нечего и говорить, что Его Величество был в восторге от происшествия, а сэр Джуффин Халли – строго наоборот.
А в тех районах, где я пока не бывал, или только изредка и по делу, поезд ни разу не видели. Что понятно: всё-таки информацию о топографии Ехо и других особенностях нашей жизни Агата получила исключительно из моей головы.
Новых жертв пока, правда, было немного. С того дня, когда я разыскал Нумминориха, Кофины агенты нашли всего троих горожан, утративших силу, да и тем, как выяснилось, приключения в поезде с удивительной леди начали сниться давно, ещё в ярмарочные времена. Моих друзей и знакомых Агата тоже пока не трогала; по крайней мере, они ни в чём подобном не признавались, а я обычно чувствую, если мне врут.
Я не знал, что и думать – то ли Агата и правда встала на путь исправления, то ли грустит и тоскует так сильно, что ей не до ворожбы, то ли это просто классическое затишье перед бурей, и она готовит новый удар. Надеялся на первое и на второе, но в глубине души был совершенно уверен в последнем. Такие, как она, не сдаются. Не идут на попятную, даже если самим очень хочется всё исправить. Потому что чем хуже, тем лучше, пошли все к чёрту. Агата – кремень.
Я не предпринимал попыток с ней встретиться, хотя мог бы конечно. Прячься, не прячься, а вход в наваждение через Тёмную Сторону всегда для меня открыт. Но я даже думать боялся о том, чем закончится наше свидание. Ну то есть, как – боялся. Просто очень этого не хотел. Если бы Джуффин снова попросил её навестить, я бы не стал отказываться. Но шеф ни о чём таком не просил, он вообще был занят какими-то своими делами, так что даже в Управлении появлялся хорошо если на пару часов. Поэтому я с облегчением откладывал встречу с Агатой, чтобы продлить призрачное существование её выдуманных миров – на день, и ещё на день. И ещё.
Так прошло восемнадцать дней. Я их подсчитывал, по утрам оставляя зарубки острием ножа на руке, чтобы просыпаться было не так мучительно – нет лучшего средства от душевной боли, чем простая, понятная, очень легко выносимая физическая боль.
Это были такие восхитительные, пронзительно солнечные осенние дни, с по-летнему жаркими полуднями и прозрачными ветренными ночами, словно весь Мир бросился меня утешать – что тебе дать? чем отвлечь? а хочешь самую лучшую на свете погоду? вот, держи! В некоторых садах Старого Города вдруг начали цвести деревья, которые обычно расцветают только весной; я сперва думал, случилось настоящее чудо, но старожилы уверяли, что вполне обычное природное явление, такое довольно часто бывает, примерно раз в дюжину лет.
Друзья теперь говорят, я в эти дни отлично держался. То есть не отравлял им существование своей мрачной рожей, не лез с унылыми жалобами, а напротив, развлекал и смешил. И с текущими делами справлялся как обычно, а то и получше. И чужие проблемы решать помогал. Надеюсь, они не привирают, чтобы меня утешить; сам-то я плохо помню, как жил и что делал в те дни. Только горячее солнце, ледяной ветер, аромат весенних цветов и пожухших осенних листьев, бесконечную нежность к Миру, который для меня всё это устроил, и такую же бесконечную ярость, и бессильную скорбь.
Утром девятнадцатого дня, часа за два до полудня я пришёл в Управление, как обычно в последнее время туда приходил, если не было каких-нибудь экстренных совещаний – спросить, что у нас нового, и чем я могу помочь. И едва переступив порог Зала Общей Работы, пожалел об этом своём поступке. Надо было сегодня пить камру подольше. И, что ли, в бассейне лишние полчаса полежать. Потому что я, конечно, люблю бардак и хаос, но только при условии, что их устроил я сам. Хаос, организованный чужими силами, радует меня гораздо меньше. А уж если создатель хаоса – мальчишка-дошкольник, решивший испытать заклинания из детской книжки на нашей казённой мебели, мне в это время желательно находиться на каком-нибудь другом конце города. Или даже Соединённого Королевства. Так будет лучше для всех.
В общем, переступив порог, я обнаружил, что сэр Нумминорих Кута за каким-то лешим притащил на службу своего сына. Он уже как-то раз так делал, и это никому
