Когда я отобрал руку, Агата посмотрела на меня с таким отчаянием, словно я отнял у неё весь мир и последний кулёк конфет в придачу. И я, конечно, сразу же снова взял её под локоть. Чёрт с ней, пусть очаровывает, сколько влезет. Случались со мной в жизни вещи и пострашней.
Соседний вагон был отделан с неменьшей роскошью – деревянные панели, зеркала, лампы, вазы с цветами, ковры. Но обстановка была такая, как будто я сам всё это время там ехал – окна через одно нараспашку, двери хлопают на сквозняке, и видно, что все купе уже обжиты, явно просто для разнообразия, чтобы всё время на одном месте не сидеть. Где-то на мягком диване валяется скомканное одеяло, на нём – открытая книга, где-то пустые стаканы подпрыгивают на столе, где-то блюдо с недоеденными вишнями и пирожками – вот интересно, кстати, откуда она их берёт? Из вагона-ресторана приносят? Или просто покупает на полустанках? Пробует и торгуется? Было бы здорово. На её месте я бы себе такую возможность непременно наворожил.
Я не удержался, спросил:
– А твой поезд иногда останавливается на станциях? Можно выйти, размяться, купить пирожок?
– Нет, к сожалению, не останавливается, – вздохнула Агата. – Я бы сама не прочь! Но в детстве, когда придумала этот поезд, я совсем не любила станции, где взрослые выходили курить и покупали еду. Мечтала ехать и ехать, не останавливаясь – нигде, никогда. Вот и вышло, как я тогда хотела. Да и негде пока останавливаться. На те миры, которые я придумала, можно только смотреть из окна и дышать их воздухом, для всего остального они недостаточно настоящие. Я, конечно, не проверяла, но чувствую, что это так. А для вашего мира мы с поездом сами недостаточно настоящие. Призраки, мечта, наваждение. Промелькнули, и нет… Только не подумай, будто я жалуюсь, – поспешно добавила она. – Мне моё путешествие нравится. Уж точно лучше так, чем никак. А еда просто сама появляется, когда я вспоминаю, как приятно съесть что-нибудь вкусное. И книжки, чтобы в дороге читать – только самые интересные, от которых не оторвёшься, пока не узнаешь, чем дело кончилось. У меня уже целая библиотека детективов и приключений по разным купе сама собой собралась. Помнишь, как появилась бутылка вина, когда ты здесь был в прошлый раз? Я же её специально заранее не запасала. Не бегала в магазин.
Я невольно улыбнулся, вообразив этот магазин и толпу свежеиспечённых мертвецов с авоськами – пропустите без очереди! мне надо отметить! срочно выпить на посошок!
Агата тоже улыбнулась. Сказала, распахивая дверь одного из купе:
– Здесь я пока бардак развести не успела. Можем сделать это вдвоём.
Бардака там и правда не было. На ковёр цвета топлёных сливок наступать страшно, мягкие диваны, в которые превратились узкие полки, аккуратно застелены нарядными покрывалами, стол из тёмного дерева девственно чист. Я устроился у окна; Агата заняла место напротив. Спросила:
– Тебя чем-нибудь угощать, или ты опасаешься?…
– Да я с тобой вообще всего опасаюсь, – невесело усмехнулся я. – Но это совершенно не повод меня не угощать.
– Вот смотри, как здесь всё получается, – сказала она.
Сунула руку под полку, куда пассажиры ставят багаж. Достала оттуда бутылку и два бокала, как я обычно достаю из Щели между Мирами. С другой стороны, а как ещё в её положении всё необходимое добывать.
– И так всегда! – объявила Агата, ловко откупорив бутылку и разлив по бокалам тёмное вино. – Всё само откуда-то берётся, стоит только захотеть. Можно сказать вслух, а можно просто подумать, всё равно. Но чётко и ясно думать гораздо труднее, чем говорить, мыслей в голове вечно оказывается больше одной, иногда они противоречат друг другу, и тогда получается полная ерунда, хоть в окно выбрасывай; собственно, и выбрасываю, а куда девать? Но сейчас отлично всё вышло, подумала и получила. Знаешь, что это? Это цитата! «Рукопись, найденная в Сарагосе»! Аликантский Фондильон![10]
Я осторожно попробовал вино-цитату. Оно оказалось довольно крепким и сладким, с ярким, я бы даже сказал яростным вкусом, я такие не особо люблю; впрочем, в винах я разбираюсь даже хуже, чем в драгоценных камнях. Но важно сейчас было не это. А то, что опьянение не наступило после первого же глотка. Я по-прежнему чувствовал себя не оцепеневшим и вялым, а бодрым. Как всегда, а то и получше, чем всегда.
– Здорово, на самом деле, – говорила Агата. – Чего я тут только уже не перепробовала! Когда-то давно, ещё в юности придумала, что книги надо продавать с набором напитков, которые пьют герои, чтобы читатель тоже мог всё попробовать. Была бы богата, обязательно открыла бы такой магазин! Но богатой я, к сожалению, не была. Жизнь в этом смысле вообще несправедливо устроена, деньги почему-то обычно есть только у самых скучных, бездарных людей, которые или копят их, или тратят на бессмысленную ерунду… Ладно, по крайней мере, теперь-то я могу перепробовать всё, что пили герои моих любимых книг. Правда, почти всегда выясняется, что в воображении было гораздо лучше, но это, наверное, вообще со всеми вещами так… Ой, смотри скорее! – вдруг воскликнула она, обернувшись к окну. – Вот эти высокие башни, которые светятся алым и изумрудным – сторожевые башни Эль-Ютокана.
– Сторожевые башни Эль-Ютокана, – повторил я.
Произносить эти слова оказалось так сладко, словно далёкие башни были любовью всей моей жизни и наконец поцеловали меня. Голова шла кругом – не от слабости и даже не от вина, а от безграничного счастья, рождённого тайным, никому до нас не ведомым заклинанием: «сторожевые башни», «Эль-Ютокан».
– Эль-Ютокан – пограничный город-крепость, построенный между мирами, – говорила Агата. – Все его жители – воины, стражники, охраняющие проход. Каждый из них рождается одновременно в двух разных мирах и в двух разных телах, а потом приходит в Эль-Ютокан с разных сторон, встречается сам с собой и тогда становится воином Эль-Ютокана. Иначе на эту службу не попадёшь. А место завидное! Оно же только звучит так сурово – стражники, воины. А на самом деле, каждый страж дежурит всего несколько дней в году, а остальное время проводит в веселье и наслаждениях. Но это – тоже работа, причём самая важная её часть. Когда в пограничной
