Я слушал её и почти вспоминал то, чего никогда не было, как иногда внезапно вспоминаются давние детские то ли сны, то ли просто фантазии – свет далёких огней, полумрак коридора, в конце которого то ли зеркало, то ли дверь, оттуда выходит моё зыбкое отражение, идёт мне навстречу, с каждым шагом делается всё чётче, я цепенею от ужаса и одновременно, ликуя, бегу к нему… – полная ерунда, конечно. Никогда ничего подобного со мной не случалось. Нет.
– Отличная работа у этих стражников, – сказал я, просто чтобы встряхнуться, разогнать привязавшийся морок. – Как раз по мне.
– Для такой работы ты не подходишь, – возразила Агата. – Слишком уж серьёзно относишься ко всему. Стражник из Эль-Ютокана на твоём месте сейчас бы радовался: как же здорово вышло! Какое прекрасное наваждение! Какая чудесная женщина рядом! Какое замечательное вино наливает! Какие удивительные миры за окном! И всё это стало возможно благодаря мне! Ай да я! А ты вместо того, чтобы радоваться и гордиться таким удивительным достижением, беспокоишься о себе и сердишься на меня.
Она явно хотела меня уязвить, но я и бровью не повёл. Кивнул:
– Ладно, значит, не стану пытаться наняться туда на службу. С тобой не поспоришь. Демиург всегда прав.
– Наниматься-то всё равно некуда, – горько вздохнула Агата. – Эль-Ютокан – просто вымысел. Сказка. Мечта. Чтобы он стал совсем настоящим, таким, куда можно однажды прийти, всё руками потрогать и остаться там жить, надо очень много чудесной оживляющей силы. Даже у тебя, наверное, столько нет. А если есть, всё равно нельзя её забирать.
И посмотрела на меня вопросительно. Явно с потаённой надеждой, что я махну рукой: «Ай ладно, гулять, так гулять, бери, сколько надо, пусть овеществится твой прекрасный Эль-Ютокан».
Эта потаённая надежда мне совсем не понравилась. Поэтому я твёрдо сказал:
– Нельзя. Хорошенького понемножку. Я дал жизнь – тебе и твоему поезду. Ненамеренно, не понимая, что сделал, и как это вышло, но был очень рад, что так получилось, вы с поездом не исчезли, и твои удивительные миры продолжают мелькать за окном.
– Был рад? – упавшим голосом спросила Агата. – А теперь больше не рад?
– Сложно сказать. Прямо сейчас даже счастлив. Сижу тут с тобой, пью вино, только что видел башни Эль-Ютокана и слушал рассказ про тамошних стражей, чего ещё и желать. Но ещё хорошо помню, как сердился, утратив силу, всего полчаса назад. И в следующий раз разозлюсь, будь уверена. Дело добром не кончится, если снова станешь силу у меня забирать.
– Но раньше ты сам… – начала она.
– В том и штука, что сам. Одно дело делиться потому, что сам так решил. И совсем другое, когда у тебя сознательно отнимают силу, хорошо понимая, что делают, не спросив разрешения, просто потому, что есть такая возможность. Быть жертвой я не люблю.
Агата с досадой скривилась:
– Ну какая из тебя жертва! Ты не жертва, ты благодетель. Без тебя ничего бы не было. Ты подарил мне больше, чем просто жизнь. Я это помню и благодарна. Твой друг, которому я приснилась, когда решила о тебе разузнать, сказал, что ты в любой момент мог лишить меня поддержки, просто не захотел так поступать, испугался, что тогда мы с поездом исчезнем. Это правда?
– Естественно, правда. Говорят, во сне очень трудно солгать.
– Ну надо же! – удивилась Агата. – А я думала, во сне всё гораздо проще, чем наяву. У меня всегда так было. Правда, не уверена, что хоть раз пробовала во сне соврать. Просто как-то не было надо. А теперь уже поздно пробовать. Теперь я сама что-то вроде сна… Но я не это хотела сказать. А только объяснить, что решила, если уж ты сам не разорвал нашу связь, хотя мог, значит, в принципе согласен мне помогать, когда очень понадобится. Извини, если неправильно тебя поняла.
Я неопределённо пожал плечами. Правильно, неправильно, откуда я знаю. Я и сам-то себя, честно говоря, уже перестал понимать.
Наконец сказал:
– Я был согласен отдавать свою силу, пока думал, что без неё вы с поездом сразу исчезнете. Но мои друзья говорят, того, что есть, более чем достаточно, любому наваждению хватит для практически вечного призрачного бытия. А они люди опытные.
– Твоим друзьям только на руку, если я исчезну! – воскликнула Агата. – Я знаю, они хотят, чтобы меня не было – нигде, никогда! Пока я была жива, все вокруг этого хотели. И после моей смерти снова хотят!
– Да они просто хотят, чтобы я был в порядке. А есть при этом ты, или нет, дело десятое. Им всё равно. То есть им даже нравится, что у нас завелось такое прекрасное наваждение непонятной природы. Вернее, нравилось бы, если бы это ничем мне не угрожало.
– Но я же и не угрожаю! – закричала Агата. – Я не могу тебе угрожать! Я просто не знала, что с тобой происходит. Откуда мне было знать? Такому, между прочим, в школе не учат.
Я невольно улыбнулся:
– В школе не учат, факт.
– Поначалу я вообще ничего не понимала, – сказала Агата, уже более спокойным тоном. – Знала только, что умерла и воскресла, потому что появилось удивительное сияющее существо и сказало: «Будь с нами всегда». Я тогда подумала, ты какое-нибудь загробное божество – а что ещё было думать в таких обстоятельствах? Но потом ты пришёл ко мне и оказался не божеством, а человеком, почти таким же, как я, только наделённым удивительной силой, которая продлевает мне жизнь. И я подумала, так даже лучше. Человек мне милей и понятней, чем божество. С тобой тут стало совсем хорошо. А когда ты сделался почти прозрачным, я не догадалась, что это из-за меня. И вообще не знала, что это для тебя плохо. Удивилась, но сказала себе: может, там, где ты живёшь, это нормально? Может, у вас все люди становятся прозрачными, когда, например, хотят спать? И ты так быстро сбежал, обнаружив, что уже клюёшь носом, это всё объясняет. Я сама тоже никогда не любила ночевать в незнакомых местах…
– А было бы здорово становиться прозрачными, когда хочется спать, – одобрил я. – Во-первых, это красиво. А во-вторых, всем сразу понятно, кого не
