В тот же день семи подозреваемым выделили защитников, а еще два дня спустя Генриха снова вызвали в ратушу. Поднялся громкий скандал, и в результате представители епископа объявили судебный процесс несостоятельным и приказали освободить заключенных. Заявили, мол, он, Крамер, подделал доказательства и свидетельские показания! На этом терпение Генриха лопнуло. Он в ярости набросился на отца Заумера, и в результате инквизитора пригрозили посадить под арест, если он немедленно не успокоится и не предоставит уполномочивавший его документ, выданный епископом. Документ Крамер оставил в таверне «У Румлера», куда его сопроводили люди епископа. Они удерживали Генриха справа и слева, будто он был злостным преступником. Народ на улицах города таращился на него, как на невидаль, а уж как о нем шептались, как над ним насмехались за его спиной! Этот позор он не забудет никогда, в особенности то мгновение, когда на постоялом дворе указ епископа на его глазах порвали в мелкие клочья, а самого Крамера вышвырнули прочь.
И на этом все закончилось. Крамер снял себе комнату на постоялом дворе за городом, откуда он, соблюдая все формальности, пытался возобновить судебный процесс и даже отправил официальное возражение эрцгерцогу Сигизмунду и епископу Бриксена, но все его хлопоты оказались тщетными. Всю зиму он провел в этой жалкой таверне, расходуя сбережения на полную блох комнату, мерзкую еду и плохое вино, пока две недели назад гонец не привез ему письмо из Бриксена. Епископ Гольсер приказывал инквизитору прекратить нападки и вернуться в свой монастырь, иначе епископство не может гарантировать ему безопасность. Более того, в этом письме Гольсер осмелился назвать поведение приора «ребяческим и не вполне разумным»! Вне себя от ярости, Генрих в тот же день собрал вещи и отправился в обратный путь.
Ха! Он не был бы Генрихом Крамером, если бы позволил подобному провалу сбить себя с предначертанного ему пути. Все дело в слабовольном, переменчивом нраве епископа! Он просто сдался под напором мирских властей! Но если Генрих чему-то и научился в жизни, то только этому: зачтутся тебе не поражения, но победы. Любая неудача должна стать для решительного человека толчком к дальнейшим действиям, которые помогут ему добиться своей цели. Это значит лишь, что нужно сменить средства ее достижения, пойти по другому пути. И для Крамера следующим шагом станет создание «Молота ведьм». Благодаря этому произведению ему удастся смести на своем пути преграду насквозь прогнивших законов и нанести удар без промаха.
Да, он сегодня же примется за работу. Столь много мыслей, столь много озарений предстояло излить на бумагу, они кипели и бушевали в нем. Также как можно скорее надлежит ему отправиться к епископу в Страсбург. Если в Инсбруке его руки были связаны, то тут, в родной церковной провинции, никто не посмеет строить ему препоны. В конце концов, в своей булле папа Иннокентий прямо приказал епископу пресекать любые попытки препятствования работе инквизиторов в страсбургском епископстве.
Крамер едва не налетел на монаха, поспешно двигавшегося ему наперерез в клуатре. Он узнал брата Мартина. Только этого ему сейчас не хватало!
– Слава Иисусу Христу!
– Во веки веков, аминь, – резко ответил Генрих. – Разве молитва Девятого часа уже завершилась?
В тот же момент он заметил, что пение монахов в церкви умолкло.
– Да, отец приор, только что. Как хорошо, что вы вернулись к нам в добром здравии. – На губах юноши проступила слабая улыбка. – Наш субприор послал меня спросить вас, желаете ли вы созвать собратьев на собрание, чтобы поведать о днях, проведенных вами в Инсбруке.
– Я успею заняться этим после вечерни.
– Так значит, ваша поездка в епископство Бриксен прошла успешно?
Генриху почудилось или в голосе Мартина действительно прозвучала насмешка?
– Дождись моего выступления. А брату Бенедикту передай, что я присоединюсь к моим собратьям на вечерне, до того же хочу поработать у себя, потому меня не следует беспокоить.
Он уже собирался отвернуться и отправиться домой кратчайшей дорогой, когда ему вспомнилось одно душеспасительное намерение, уже несколько дней не шедшее у него из головы.
– Да, еще кое-что, брат Мартин. – Он удержал юношу за рукав. – Завтра я намерен навестить твоего отца. Если хочешь, можешь сопроводить меня.
– Моего отца?
– Да. Речь пойдет о Сюзанне. Незадолго до моего отъезда она поделилась со мной своей мечтой принять постриг. Сейчас я хочу убедить твоего отца в том, что в доминиканском монастыре Сюло ей будет житься хорошо.
– В этом нет необходимости. – Лицо брата Мартина застыло. – Сюзанна вышла замуж и живет в Страсбурге.
– Я не ослышался? – Крамер почувствовал, как в висках у него застучало. – Вышла замуж? Не за того ли старого торгаша?
– Ее мужа зовут Симон Зайденштикер. А теперь простите меня, пожалуйста, отец приор. Мне тоже нужно работать.
Но Генрих все еще держал его за рукав. Стук в висках усилился.
– Это… это невозможно, – выдавил он. – Она должна была дождаться моего возвращения и уйти в монахини.
– Моя сестра никогда не хотела становиться монашкой.
– Так значит, ты действительно полагаешь, что она предпочла брак монастырской жизни? Нет, нужно было предотвратить случившееся!
– Почему? В заключении брака нет ничего дурного.
– Ничего дурного?! Ты ведь образованный проповедник, вспомни об Отцах Церкви! К примеру, у Амвросия Медиоланского сказано, что брак отнимает дарованное Творцом девство и супругам надлежало бы стыдиться сожительства своего. Августин же говорит о «позорном пятне брака, непристойности грешащих и огне распутства»[149]. В «Началах» Катона читаем о том, что брак не чист и не свят и есть лишь средство утоления вожделения. У Тертуллиана: «Помыслы плотские суть смерть», и брак «потому только благо, что лучше ужасной казни»[150]. У Иеронима Стридонского говорится о том, что Иисус отрекся от семьи своей, а потому брак и семья противоречат христианству.
В какой-то момент ему все же пришлось перевести дух. Брат Мартин ошеломленно молчал. На противоположной стороне галереи монахи, направлявшиеся в свои кельи, с любопытством смотрели на приора.
– Вы забываете, что брак для нас, христиан, священен, ибо брак есть таинство.
– Да, но брак – последнее из таинств, и не без причины. Он зиждется лишь на ветхозаветном «плодитесь и размножайтесь» и, конечно, направлен на предотвращение блуда. Апостол Павел считал брак морально недостойным, пусть он и говорил, что лучше жениться, чем поддаться похоти – «ибо лучше вступить в
