Я сглотнула. Так значит, этот ворчливый чернобородый стражник спас мне жизнь. Как можно ошибаться в человеке!
– А отец Эльзбет? По приказу инквизитора он пришел ко мне в камеру. Он вам ничего не сказал?
– Ох, Сюзанна… Старик уже давно не в себе, – объяснил Мартин. – Он все путает, и даже если и помнит что-то в один момент, то в следующий уже забывает. Никто и слову его не поверил бы. Неудивительно, что этот подонок приор подослал его к тебе. Старик должен был подорвать твой дух.
Подойдя ко мне, папа снова обнял меня.
– Я всегда буду благодарен Господу за твое спасение. Мартин научил тебя читать и писать, а значит, мы сможем переписываться, пусть нас и будут разделять сотни миль. Мы тебя никогда не забудем, поверь мне. – Он едва сдерживал слезы. – Знаешь, мы с Грегором и Марией продадим мою галантерейную лавку и переедем в Маркольсайм. Там никто не знает о том, что случилось с твоей мамой. У меня там есть друзья и налажены торговые связи. Кроме того, Грегор и Мария не хотят, чтобы их ребенок появился на свет в Селесте.
– Марии скоро рожать?
– Да! Только представь себе, через несколько недель я стану дедушкой!
У меня голова шла кругом. Еще недавно мне казалось, что жизнь кончена, теперь же она открылась мне с другой, чудесной стороны!
– Как я рада, папа! После этой вести мне будет чуть легче отправиться в столь далекий путь. – Я повернулась к Мартину. – А ты? Вернешься в Селесту?
Брат горько засмеялся.
– К моему мерзавцу приору? Ни в коем случае. Нет, отсюда я отправлюсь прямиком в Кельн. В монастырь Якоба Шпренгера. Если я расскажу ему хотя бы половину того, что здесь случилось, он примет меня с распростертыми объятиями. Шпренгер – противник Генриха Крамера и пропагандируемого им метода преследования еретиков.
– Так значит, мы с Орландо завтра отправимся в путь без вас?
Все трое кивнули в темноте.
– Тебя это пугает? – спросил Орландо.
Но не успела я ответить, как он склонился к моему уху и прошептал:
– Я люблю тебя больше жизни, Сюзанна. И я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты выйдешь за меня?
– Да… – едва сумела выдавить я.
– Эй, голубки, хватит ворковать, – вмешался мой брат. – Нам нужно возвращаться, нас ждет ужин. Я уже умираю от голода. И помни, брат Иоганн. Есть тебе можно, но говорить нельзя. Кстати, завтра я отдам тебе своего коня. Верхом вы доберетесь до Аугсбурга куда быстрее. Ты справишься?
Наконец-то сковывавшее меня напряжение спало, и я невольно рассмеялась.
– Едва ли я смогу держаться в седле хуже тебя.
Глава 65
По дороге в Венецию, начало августа 1486 года
Наша небольшая процессия, состоявшая из молодого купца, немого монаха и двух хорошо вооруженных всадников, без каких-либо помех преодолела первую часть пути, и уже через неделю мы в целости и сохранности прибыли в Аугсбург. Здесь я наконец-то немного успокоилась – раньше в дороге при виде любого приближавшегося всадника у меня болезненно сжималось горло от страха.
Мы остановились у тетушки Орландо, Оттилии – она была сестрой его матери. Эта хрупкая женщина и ее супруг, серебряных дел мастер, с радостью приняли нас в своем доме: они были счастливы повидаться с племянником, да и меня приветствовали с искренней сердечностью.
– Оставайтесь здесь, сколько вам нужно, и ты, и твой друг-монах. Можете занять гостевую комнату под крышей.
Так нам впервые выделили по-настоящему общую спальню, и мое сердце на мгновение замерло, когда я увидела, как загорелись глаза Орландо после этих слов. Конечно, нам нужно было оставаться осторожными, особенно в ночной тишине. Мне даже прошептать ничего было нельзя, ведь мы договорились, что здесь, в Аугсбурге, только сыну Симона можно рассказать о нашей тайне.
Пока Вольфганг и Германн, наши вооруженные охранники, ставили лошадей на конюшню, мы пошли на встречу с Дитрихом. Он тоже очень обрадовался встрече – но я, по крайней мере в первое время, молчала. Поскольку Дитрих жил в доме своего учителя, книгопечатника Шенспергера, Орландо, недолго думая, пригласил его в трактир в Лехфиртеле, оживленном ремесленном квартале Аугсбурга. По пути туда я всякий раз вздрагивала, когда кто-то с любопытством смотрел на меня, а когда неподалеку от трактира нам повстречался худощавый старик-монах, я и вовсе спряталась в подворотне.
До ужина Орландо не развеивал заблуждение своего друга, будто я юный монах-доминиканец по имени Иоганн. И только за второй кружкой пива Дитрих удивленно заметил:
– Так странно – твое лицо почему-то кажется мне знакомым, брат Иоганн.
И тогда Орландо расхохотался – какой же у него был чудесный заразительный смех.
– Ну и ну! Наконец-то ты догадался!
Мне хотелось посмеяться вместе с ним, но я смогла только улыбнуться, настолько я устала и от поездки, и от обуревавших меня чувств. К тому же я еще не оправилась от времени, проведенного в заточении. У меня ломило мышцы и болела голова, да и жара последних дней давала о себе знать. Время от времени мои руки начинали дрожать. К ужину нам подали вкуснейший чечевичный суп с салом, но я не смогла съесть и ложки.
– О чем догадался? Кто этот монах? – опешил Дитрих.
Хотя в переполненном зале трактира царил шум и никто не обращал на нас внимания, Орландо перешел на шепот и рассказал Дитриху, чем вызван такой мой маскарад. И только о нашей с ним любви он умолчал, ограничившись тем, что Симон попросил его доставить меня в Венецию в целости и сохранности.
Выслушав эту историю с открытым ртом, Дитрих выдохнул:
– Так значит, никто в Аугсбурге не должен знать, кто она?
– Именно так. Прихвостни этого инквизитора могут добраться и сюда. Я могу на тебя положиться?
– Безусловно. Ничего себе, такой любви к ближнему своему я от моего старика не ожидал!
Лицо Орландо приобрело серьезное выражение.
– Я бы не назвал это любовью к ближнему. Это настоящая любовь, пусть и понять ее непросто… – Прикусив губу, он осекся.
Я знала: ему до сих пор тяжело смириться с мыслью о том, что он забрал жену у своего друга и наставника, сколько бы мы ни уговаривали друг друга, мол, именно этого Симон и хотел, никак иначе. Вот только… Как же нам жить дальше? Я принесла клятву пред ликом Господа, и никто не может вот так просто разорвать узы брака,
