– За этим! – Я внезапно злюсь на нее. – Но они хотят ждать, Грейс! Хотят тратить свое чертово время, а я не могу просто сидеть с ними, глядя на их дурацкие самодовольные рожи, пока мой отец замышляет следующее злодеяние. – Я перевожу дух, пытаясь успокоиться. Знаю, что веду себя глупо. – Как бы то ни было, мне казалось, ты будешь рада, что я изучаю свое западное наследие.
– Не считай меня за дуру, – отвечает она. – Тебя интересует волшебство, всегда интересовало. Возможно, это моя вина, я потчевала тебя этими историями, но я знаю, зачем ты все эти годы увивалась за Миллиган и почему таскала в каюту дохлых птичек. Я не слепая, Марианна.
Я настолько потрясена ее полной осведомленностью, что только и могу пролепетать в ответ:
– Я хотела научиться лечить…
– Вот именно! Ты хотела научиться лечить, а не быть лекарем. Не все целители становились волшебниками, но все волшебники начинали с целительства, а ты всегда хотела стать волшебницей. Ты просто этого не знала.
Потрясенная ее словами, я понятия не имею, что ответить. Грейс вздыхает, подсаживается ко мне и берет за руку.
– Нет ничего плохого в том, чтобы учиться вещам, которые не понимаешь. Возможно, когда-нибудь ты станешь первой волшебницей новой эры, но сейчас мы все еще на войне. Мне нужно знать, участвуешь ли ты в ней вместе с нами или затерялась где-то в мечтах.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Готова поклясться, что в этой комнате присутствует волшебство, очарование, завладевшее мной, шепоток в самых темных закоулках моей души. Но Грейс, разумеется, права. Сейчас не время упускать из виду то, что важно, как бы мне ни хотелось этого избежать.
– Я все еще на войне. – Получается тихий шепот.
Грейс сжимает мои руки.
– Точно?
– Я все еще на войне.
Слова обретают бо́льшую уверенность, и глаза Грейс снова блестят.
– Хорошо. Потому что без тебя нам не обойтись. – Она делает паузу. – Ты нужна нам.
Я достаточно неплохо знаю Грейс, чтобы понять, что она имеет в виду на самом деле, и заключаю ее в крепкие объятия.
– Ты тоже мне нужна.
Дверь распахивается с такой силой, что мы обе подскакиваем. На пороге задыхающийся Шарп с вытаращенными глазами.
– Пошли. Скорее.
Мы с Грейс уже на ногах и бежим за ним по сумрачному проходу.
– Что такое? Что стряслось?
– Новое нападение.
Чертов папаша! Хотя я была рада позабыть про него, он явно не забыл обо мне.
– На какой остров?
Шарп оборачивается ко мне, и на лице его написан неподдельный страх.
– На этот.
Когда мы вбегаем в главную пещеру, люди Торина в сборе. Прислонившись к одному из камней, сидит раненая женщина, и я бросаюсь к ней проверить, все ли в порядке.
Не совсем. Кровь медленно течет из ее живота, рука, которой она его зажимала, откинута в сторону. Ни я, ни кто другой уже не в состоянии ей помочь. Однако глаза ее открыты, и она тихо бормочет что-то.
– Ничего страшного, – говорю я и беру ее за руку. – Ты в безопасности.
– Гадюка, – едва слышно произносит она. – Гадюка.
Она повторяет это имя снова и снова.
Мне на плечо ложится ладонь. Это Торин, готовый к войне.
– Идем. Ее ты уже не спасешь.
– Куда?
– В поселок.
Я вскакиваю на ноги.
– Думаешь, он еще там?
Торин кивает.
– Эта женщина говорила о нападении на главное поселение. Она почти сразу же убежала, но все же успела получить ранение. Мы должны поспешить им на помощь.
Грейс сует мне за пояс нож и вкладывает в руку пистолет. Страх разгоняет по моему телу адреналин, но мне это только в охотку. Шанс повидаться с папочкой на суше. Я готова. Готова положить этому конец.
Присоединяясь к королевским гвардейцам, поспешно покидающим пещеру, я понимаю, что Торина среди нас нет, оглядываюсь и вижу их с Шарпом. Между ними оживленный разговор, явный спор, который заканчивается тем, что Торин повышает голос, и я слышу его слова даже на таком расстоянии:
– Это приказ!
Шарп выглядит так, будто ему влепили пощечину. Уязвленный, он отступает, и Торин спешит ко мне.
– Все в порядке? – интересуюсь я, хотя и так знаю, что нет. Вообще-то я никогда раньше не видела Торина настолько раздраженным.
– Я велел ему защищать совет.
Понятно, почему Шарп раздосадован. Умелый солдат, он остался не у дел, чтобы опекать гражданских, и мне непонятно, почему Торин так решил.
Видимо, молчание выдает мое удивление, потому что Торин добавляет:
– Кто-то же должен прикрывать тыл.
Он оправдывается, и я отношу его настроение на счет волнения. Зная, что Гадюка убивает людей, которых ты поклялся защищать, нетрудно перенервничать.
Лошадей, которых можно было бы оседлать, здесь нет, земля не приспособлена для разведения скота, так что мы бежим изо всех сил к поселению, и меня жалит совесть, напоминающая о том, что я совершенно позабыла про этих бедолаг, пытающихся собрать свои разбитые жизни по кусочкам. Пока я читала, отец, как ищейка, унюхал слабых, беззащитных и явился с ними покончить.
Солнце припекает, и я начинаю обливаться потом раньше, чем мы оказываемся на месте побоища. Поселение превратилось в поле брани. Представители королевской гвардии, которых Торин отрядил защищать гражданских, сражаются доблестно, однако их ряды заметно уменьшились. Повсюду валяются трупы. Крики бьют по ушам. Безоружные мужчины и женщины тщетно пытаются спастись. Наш свежий полк врывается в гущу битвы, атакуя всех, кто носит черную форму Змей. Я оглядываюсь в поисках отца, пытаясь обнаружить его раньше, чем он обнаружит меня. Однако крик о помощи отвлекает меня, и я устремляюсь к лежащей на земле девушке. Сразу видно, что раны у нее смертельные. Она вся в крови, но почему-то еще жива. Я присаживаюсь рядом с ней на корточки, горя желанием драться, наказать отца за эту дикую бойню, но не в силах совладать с инстинктом целителя.
– Мой сын, –
