Гравий скрипел под лапами Макса – пёс осторожно приближался к локомотиву.
– Могу поспорить, вожакам моей стаи понравилось бы видеть тебя за работой, – обратился он к Пятнистому.
Тот недовольно глянул вниз и ничего не ответил.
– Они всегда любили поезда, – продолжил Макс, виляя хвостом. – Вообще, я думаю, Эмма хотела стать кондуктором, когда вырастет.
Хвост старого кунхаунда застучал по металлическому полу:
– Твоя человеческая семья тоже любила поезда?
– Ага! – Макс кивнул. – Думаю, многие дети их любят. И я их не виню. Эти машины такие аккуратные. – Он вскинул голову. – Ты не против, если я запрыгну к тебе?
Пятнистый мотнул головой:
– Забирайся, напарник.
Макс оглянулся на Гизмо, Крепыша и Полосатика, после чего запрыгнул в кабину паровоза. Металлический пол холодил лапы, в кабине было просторно. Лабрадор огляделся и спросил:
– Ты знаешь, как это работает?
– Разумеется! – отозвался Пятнистый. – Я всё время следил, как вожак моей стаи управляется с этими кнопками и рычагами. – И он принялся указывать мордой на разные части приборной доски: – Вот эти штуки, похожие на маленькие часы, показывают уровень воды в котле и давление пара. Этот рычаг отвечает за тормоза, чтобы поезд остановился, а этот – чтобы поезд тронулся с места. – Сев на пол, Пятнистый ткнул носом в маленькую дверцу. – Сюда кидают уголь, чтобы разогревать воду и получать пар. А пар приводит паровоз в движение.
Макс выглянул наружу – Крепыш, Гизмо и Полосатик молча наблюдали за ними, сидя на гравии рядом с гигантскими колёсами локомотива.
– Это здорово, – сказал Макс. – А Горошек тоже поездной пёс?
– Нет, – ответил Пятнистый, обнюхивая дверь топки. – Он всегда был домашним мальчиком, хотя иногда забегал проведать меня. Он больше ладил с нашей хозяйкой, а мы были лучшими друзьями с хозяином. – Потом Пятнистый повернулся и сердито глянул на Макса: – Я уже сказал тебе, что не хочу говорить о Горошке и вожаках своей стаи.
– Понимаю. – Макс повесил голову. – Я тоже очень скучаю по своей семье. Так тяжело не знать, где они и что с ними.
Топнув передней лапой, Пятнистый пролаял:
– Но я знаю, где они! За этой дурацкой стеной! Именно поэтому мы с Горошком и пошли туда. – Что-то изменилось в выражении морды старого пса, уши опустились, и кунхаунд больше не выглядел сердитым, он просто сказал: – Там я и потерял своего брата.
Гизмо снаружи попросила:
– Расскажи нам, что случилось.
Пятнистый глянул сквозь грязное ветровое стекло паровоза, потом встретился взглядом с Максом.
– Вожаки твоей стаи правда любили поезда, как мои?
– Любили, – подтвердил Макс. – И мне бы очень хотелось найти их.
Старый кунхаунд со вздохом улёгся на пол и выставил из окна кабины огромную голову:
– Хорошо, я расскажу вам, что случилось. Но повторять не стану, поэтому слушайте внимательно.
Макс улёгся рядом с Пятнистым, а Крепыш, Гизмо и Полосатик прижались друг к другу на гравийной площадке под кабиной.
– Мы очень переживали, когда исчезли вожаки нашей стаи, – начал старый пёс. – Некоторое время мы ждали, надеясь, что они вернутся. Горошек поддерживал порядок в доме и на участке, а я следил, чтобы другие животные не безобразничали в музее. – Он зарычал. – До сего дня мне это удавалось, но тут в музей пролезла эта нахалка Тиффани.
– Да, она хуже всех, – буркнул Крепыш.
– Я приходил сюда каждый день, – продолжил Пятнистый, – чтобы музей работал и малыши могли повеселиться. Но спустя какое-то время нам с Горошком надоело ждать. Мы знали, что наши люди уехали куда-то на запад, и хотели найти их.
Внизу вздохнула Полосатик.
– Я пыталась отговорить вас от этой затеи. У меня было дурное предчувствие.
– Знаю, знаю, дорогая, – отозвался Пятнистый. – Надо было послушаться тебя. Но мы с Горошком всегда отличались упрямством. Никто не мог бы нас остановить. И вот однажды утром мы двинулись в направлении на заходящее солнце, держась рельсов. Дорога заняла у нас много дней, мы устали и мучились от жажды. А потом увидели стену.
При упоминании о стене Макс вытянул шею, чтобы быть поближе к рассказчику.
– Она была большая и металлическая, – продолжил Пятнистый, – к тому же страшная на вид. Но нам было всё равно, мы приближались к ней, потому что чувствовали запах людей, тысяч и тысяч людей; он был сильный и сердитый. Мы их и слышали тоже, голоса смешивались в какое-то кипучее варево. Но нас это ничуть не волновало! Мы просто знали, что вожаки нашей стаи где-то там, за этой стеной, не могут выбраться и ждут, пока мы спасём их. И мы стали рыть. – Пятнистый со стоном встал, потянулся и принялся расхаживать по кабине. – Мы рыли землю лапами день и ночь, только иногда останавливались поесть или попить, мы почти не спали.
– Вы даже не ели? – пробормотал Крепыш себе под нос. – Это безумие!
– И вот однажды вечером подкоп был завершён. Мы прорыли туннель под этой дурацкой стеной. – Кунхаунд лёг и уныло опустил большую голову на лапы. – Надо было мне лезть первым, раз уж это я выдвинул идею искать наших родных. Но Горошек заупрямился, и я уступил ему. А потом…
Старый пёс замолчал.
– Что случилось? – тихо спросила Гизмо.
Пятнистый засопел.
– Я точно не знаю. Из дыры вылетела вспышка белого света, потом наступила тьма, полная какого-то напряжения. Я испугался, не знал, что делать, но тут услышал приглушённый лай брата с другой стороны стены – Горошек велел мне бежать от стены как можно быстрее и как можно дальше и ещё сказал, что придёт за мной, когда сможет. – Пятнистый издал долгое ворчливое урчание. – Больше я его не видел. И не увижу. Он пропал.
– Ты думаешь, он погиб? – спросил Крепыш. – Но откуда тебе знать, приятель? Может, с ним всё в порядке.
Пятнистый покачал головой, длинные уши хлопнули.
– Нет, брат всегда чувствует смерть брата. У меня внутри образовалась пустота, она жжёт изнутри мою грудь. В сердце появилась дыра в форме собаки, и её может заполнить только Горошек.
Макс встал и потёрся носом о шею старого пса.
– Это очень печальная история. Но даже если ты чувствуешь, что твой брат умер, может статься, он ещё жив. Хотя люди сейчас не могут быть рядом с нами, не думаю, что они убили твоего брата. Ты мог бы отвести нас к стене и показать, где вы прорыли туннель, тогда…
Старый кунхаунд подскочил, когти клацнули по металлическому полу.
– Нет! – крикнул он, и стены кабины завибрировали. – Я никогда туда не вернусь. Никогда! Как вы не понимаете! Я до самой смерти никому не скажу, где находится эта смертельно опасная дыра. – Пятнистый снова поставил лапы на приборную панель и начал сердито переключать рычаги носом.
За спиной у Макса раздался тихий цокот. Пёс обернулся и увидел, что
