— Я провожу вас на веранду, — вполголоса сообщил секретарь, закрыв дверь и ведя их за собой по длинной ковровой дорожке. По левую руку вдоль широких окон располагались шкафы и музыкальные установки, редкие столы с потушенными лампами и чистой бумагой, справа лежали грузные диваны, кресла с вибрацией для массажа.
— Такое ощущение, что здесь не работают, а отдыхают, — негромко высказался Шон, чтобы не слышал шагавший неподалёку проводник. — Это норма?
— При Азалии-старшем здесь действительно кипела работа, но вот никаких плодов она так и не принесла. Сейчас здесь его сын Реджинальд… совершенно не назовёшь его работягой и трудоголиком, но почему-то жить при нём стало легче и безопаснее. Именно он, кстати, входил в Совет Безопасности, когда принимали решение, сотрудничать с нечистью или нет. Так что на тягу министра к развлечениям можно закрыть глаза.
Краткий курс биографии нынешнего министра пришлось прекратить, так как они остановились, не доходя до веранды; послышались шаги, двери балкончика распахнулись, и министр лично вышел навстречу гостям. После этого секретарь стал смотреть на Хоука с чуть ли не благоговейным страхом. Шона распирало от гордости — и благоговения тоже, конечно, но то было вчера.
Реджинальд Азалия оказался моложе, чем мог бы быть по должности, но старше, чем предполагал Шон. Во вьющиеся льняные волосы кое-где уже вцепилась седина, однако взгляд о пережитом опыте не говорил, или же Ламберт перестал разбираться в людях. Ладно, в министерскую голову он залезет потом.
— Мне не верится, что этот день настал, — заговорил Азалия, радостно пожимая руку Хоуку. — И в то же время кажется, что две тысячи седьмой был вчера.
— Мы тоже его помним очень ясно, — вдохновенно соврал шеф. — Спасибо, что уделили нам время…
— Не стоит… — Шон и не рассчитывал, что ему достанется министерская лапа, поэтому не расстроился, когда они пошли дальше без вторичного рукопожатия. В общем, в крутых фильмах, которые он смотрел пачками, с телохранителями не здоровались. Всё, теперь точно телохранитель! — Надеюсь только, что у вашего предшественника, которому было назначено на девять, была веская причина не прийти.
Пальмы, мини-фонтаны, небольшой водопад в искусственной каменной стене — вся эта роскошь наводила Шона на мысль, что он тут лишний, но он изо всех сил копировал уверенность Хоука. Шефу удавалось скрывать одновременно две вещи: желание пялиться по сторонам и выражать восторг от пальмочек. Надо соответствовать…
Министр и Лаватейн сели за стол друг напротив друга, куда тут же принесли чай и какие-то булочки. Шон вовремя отметил, что сливающийся со стеной охранник Азалии стоял за спиной у своего босса, и тут же скопировал эту позицию. О том, что за стол плюхаться не надо и булочки тоже лучше не жрать, он догадался, а вот внушительно возвышаться над спинкой кресла у большого начальства — это то, что нужно.
Внушительно возвышающийся Шон… Фабиан бы со смеху помер.
Начальники разводили дипломатию, и заинтересованный Ламберт прислушался.
— Как бы меня ни беспокоила судьба Совета Свободы, — деланно вздыхал министр, — пришлось после роспуска немного перетасовать их должности. Пожалуй, Совет Генералов в качестве менторов сверхъестественных подразделений проявляет себя гораздо лучше. Отдельного внимания заслуживает, в первую очередь, наш московский коллега Герман Князев: если бы не он, наше сотрудничество с Российской Федерацией по вопросу о нечисти можно было бы считать разорванным.
— Да, о том, сколько сделал Герман Борисович для нашего дела, широко известно, — в тон ему отозвался Хоук. — По счастью, отец с ним на короткой ноге, так что нас уже познакомили. Признаться, я думал, что вы в числе первых назовёте капитана Мидорикаву.
Шону стало стыдно вперемешку с гордостью. Кто все эти люди? Ему ведь стоило их знать! Кажется, упомянутый Князев — новый начальник Соры и Андре и остальных, отправившихся в Москву. А Мидорикава, раз японец, значит…
— О нет, о вашем токийском благодетеле я не забыл, — заверил Азалия. — Просто он такой человек, умеет заметать следы и уходить в тень… по долгу службы. Иногда мне хочется говорить о нём шёпотом. Но вернёмся к две тысячи седьмому…
Ламберт невольно напрягся. Вернуться-то они вернутся, только Хоук там никогда не был… Ни в качестве освобождённого — такого отряда в списках не значится, ни в каком другом качестве, раз он всё забыл.
— С удовольствием, хотя для некоторых из нас это не самые приятные воспоминания, — без замешательства поддержал разговор Лаватейн. Шон только пообещал мысленно себя пнуть. Нужно быть совсем дураком, чтобы решить, что Хоук к такому не готовился. А Эйден всё ещё придирается к новому шефу! — Насколько я помню, глава операции по Освобождению — обладатель запоминающейся рыжей гривы… как поживает мистер Джонас? Мы многим ему обязаны.
Шону было, что сказать, а вернее — помянуть слова Кайла, который рыжего Джонаса просто ненавидел. Ненавидели все RSH, а кроме них, никто не помнил: в год Освобождения остальные были слишком малы, кто-то ещё даже не ходил или не разговаривал. Но в то же время он просёк, что министру надо говорить именно это. Нет, всё-таки Хоук — умница.
— О, он в полном порядке, — не очень убедительно сказал Азалия. — Я давно его не видел, нужно восполнить этот пробел. В последний раз, когда мы встречались, Рио переживал о вас… Может, пришло время пригласить его?
— Поверьте, все мы хотели бы выразить благодарность мистеру Джонасу. Однако прошло время, спасённые им дети заметно выросли, сам же спаситель, не побоюсь этого слова, постарел, тем более, у обеих сторон наверняка осталось не самое приятное впечатление от Девятого мира, — увёл его в сторону Хоук. — Если вы настаиваете, я, наверное, смогу побеседовать с мистером Джонасом как представитель спасённых им людей, но не стоит бередить старые раны и лишний раз ворошить прошлое. Надеюсь, вы понимаете, министр.
Побеседует он, как же! Шон даже не представлял, что шеф мог бы ему сказать, если захотел. Уже понятно, что отряд RSA в какой-то форме существовал, хотя Энджел пока не нашла письменных доказательств. Но Хоук никаким образом не мог быть «представителем спасённых»… Ламберт подумал, что окажись он на месте шефа, треснул бы лицом об стол и министра, и пресловутого Джонаса.
— Конечно, я всё понимаю! — с нескрываемым облегчением кивнул Азалия. — Что ж, дань прошлому отдана, всё-таки пора переходить к формальностям… Буду откровенен, мистер Лаватейн, я
