При одной мысли о подобном раскладе у нее похолодело в душе. Глупости, конечно, однако она решила держаться подальше и от копов, и от Бэтмена.
Харлин напомнила себе, что стоит мыслить конструктивно. Придумала же она план групповой терапии для женщин. Правда, план не сработал… но сама задумка была неплоха! Идея написать книгу по-прежнему нравилась ей, только теперь предметом исследования выступал Джокер.
История о нем должна стать чем-то большим, чем очередным сенсационным романом. Разумеется, откровения необходимы, чтобы книга хорошо продавалась, но главное, донести до публики мысль, что у Готэма имеется собственный рецепт создания преступников: немного уголовщины, немного комиксов плюс двойные стандарты, демонстрируемые полицией и судами, которые установили одни правила для Бэтмена и другие для всех остальных. Учитывая происходящее, странно, что вообще половину населения Готэма еще не объявили психопатами.
Интересно, сколько пациентов «Аркхема» угодили в Лечебницу лишь потому, что они чем-то досадили Бэтмену?
Невольно Харлин представила доктора Лиланд, читающую ее книгу. Вид у той был бы печальный и разочарованный.
«Не стоило мне вам доверять, ох, не стоило. В конце концов, вы не из этого города».
Может, стоит описать начальницу как безвольную жертву продажной системы? Или как человека, пытающегося делать добро, несмотря на нарастающий хаос и коррупцию?
Нет, доктору Лиланд и такой вариант не понравится. Фразу «пешка в руках» вряд ли сочтут комплиментом. К тому же Джоан слыла другим человеком.
«Хитрая карьеристка, которую не волнует, откуда берутся деньги».
Тоже не подходит.
Черт возьми, она ведь стала психиатром именно для того, чтобы понимать, почему люди совершают те или иные поступки! Но сейчас ей казалось, что она знает намного меньше, чем в самом начале карьеры.
Лучше сконцентрироваться на Джокере. Нужно рассказать его историю. Рассказать, как уникальная, вывернутая наизнанку социальная среда Готэма исковеркала его и превратила в то, чем он стал. Впрочем, если подумать, вряд ли существует социальная среда без тех или иных искажений. Бруклин тоже не был раем. Тамошние копы арестовали ее папочку, хотя он был жертвой, а не преступником. Причем арестовали безо всякой помощи Бэтмена.
Взгляд Харлин упал на незаконченный отчет. Черт, опять она отвлеклась. Сначала нужно закончить доклад по подопечному, а потом уже можно приглядеться к Джокеру.
14
– Я провела много времени, изучая вас, – призналась Харлин Джокеру.
– Неужели? – он лежал, растянувшись на койке, словно на кушетке у психоаналитика. Разумеется, поза была выбрана специально. – Честно говоря, ничего другого от моего психиатра я и не ожидал.
Харлин сделала пометку в блокноте, чувствуя, как сильно забилось сердце. Он назвал ее «мой психиатр». Каким-то образом ему удалось в двух словах передать оттенок обладания. Этот факт заставил девушку насторожиться и в то же время принес… удовольствие. Не стоило, разумеется, так реагировать. Они ведь почти не общались. Для взаимной симпатии прошло слишком мало времени. Или нет?..
Задумавшись, Харлин не сразу заметила, что Джокер выжидающе смотрит на нее.
– Похоже, вы меня не слушали, – краска залила ее щеки. – Я спросил, удалось ли вам найти что-нибудь такое, что упустили из виду все прочие бесчисленные специалисты?
– Я слушала, – доктор притворилась, что перечитывает записи. – Дайте мне минуту, хочу решить, с чего начать. А вы… вы расскажете мне что-нибудь, чего не говорили этим бесчисленным специалистам?
Джокер улыбнулся, но выражение его мертвенно-белого клоунского лица оставалось серьезным.
– Дайте и мне минуту. Тоже решу, с чего начать.
– Вы должны быть абсолютно искренни со мной, иначе…
– Иначе вы не будете знать, как мне помочь, и мы потратим время впустую, – закончил он за нее. – Старая песня.
– Сомневаюсь, что вы уже слышали нечто подобное, – Харлин поправила очки.
Прядь волос выбилась из прически. Она решила поправить ее позже: сейчас нельзя приводить себя в порядок, даже если речь шла о том, чтобы просто заправить завиток за ухо. Она обязывалась придерживаться строго формальной атмосферы, чтобы не нарушать установленные границы между врачом и пациентом.
– Это мы еще посмотрим, – усмехнулся Джокер.
– Что простите?
– Все дело в имени, дорогая. Вы же не забыли, что меня зовут Джокер?
– Разумеется, я помню, – хладнокровно ответила Харлин. – Но, похоже, вы забыли мое: меня зовут доктор Квинзель, можно просто доктор. Я не дорогая, не милая, не куколка или как там мужчины называют женщин, чтобы принизить их значимость.
Джокер молча посмотрел на нее. Он привык задавать гон в любых обстоятельствах, но ее реплика застала его врасплох и стерла самодовольную ухмылку с лица. Харлин вдруг почувствовала удовлетворение от маленькой победы, но ничем себя не выдала.
– Я вовсе не собирался вас обидеть, доро… доктор, – произнёс Джокер через мгновение. – Прошу меня простить, это все старые привычки, от которых трудно избавиться.
– Ну да. Интересно, сколько вам понадобится времени, чтобы прекратить спектакль? Тогда мы смогли бы поговорить серьезно.
– О чем же? Собираетесь исследовать тайные глубины моего мозга? Хотите понять, что мной движет? Докопаться до корней всех моих проблем?
– Я бы хотела добиться улучшения вашего состояния.
Харлин с любопытством поглядела на пациента, в надежде увидеть, как он среагирует на ее реплику, но Джокер лишь насмешливо фыркнул.
– Ну вот, а говорили, у вас серьезные намерения.
– Серьезные, – Харлин внутренне поморщилась, чувствуя, что оправдывается.
– Ну, конечно, – Джокер закатил глаза. – Улучшить мое состояние!.. Такой шутки я не слышал со времен египетских фараонов, но и тогда это уже не было смешно.
– Я не похожа на врачей, занимавшихся вами, – сказала Харлин. – Возможно, они уверяли, что помочь вам невозможно, но я так легко не сдаюсь.
– Да кто вообще говорит о других врачах? – во все горло расхохотался Джокер. – Хотели они меня вылечить, убить или отправить на Марс – не знаю и знать не хочу, – он сел на край кровати и наклонился вперед. – Точно так же мне без разницы, что вы думаете на сей счет. Меня невозможно вылечить. Мое
