Благословенная Святая! – закричал Брат, запыхавшись и протягивая к ней руки, но она не услышала или просто не обернулась, только шла вперед, переступая босыми ногами по камням, так что серое неподпоясанное платье собиралось складками при каждом шаге. Дарр вспомнил, что одежда местных жителей казалась частью тела, как у него – оперенье. Местность вокруг нее обогащалась, хотя сама она, казалось, не обращала на это внимания: то тут, то там пробегали какие-то Люди, слышались завывания, возникали высокие обтесанные камни с вбитыми скобами и кольцами. Она подошла к реке, черные воды которой покраснели в лучах заходящего солнца. Загроможденная валунами тропа вела к берегу мимо скелета Лошади.
Она посмотрела на него, словно чего-то ждала. Взгляд у нее был мягкий и невидящий.
Неужели это тоже он сделал? Дарр Дубраули?
Брат сказал, что его нельзя проклясть: у него ведь нет бессмертной души, он не может согрешить. Но он согрешил и снова живет, хоть уже умер: украл эту силу у Лисьей Шапки, и его грех привел ее сюда; это ей – жить вечно на солнце, а он должен быть давно мертв, съеден до костей, а кости бы уже обратились в прах. Дарр Дубраули очень хотел поговорить с ней, услышать ее голос. Однако она стала уже не личностью, но задачей – этой задачей.
Вскоре к берегу приблизилась утлая лодочка с двумя старыми Братьями на веслах. Увидев их, Брат побежал, поскальзываясь и оступаясь, по берегу, а Дарр Дубраули полетел за ним.
Лодочники подняли головы, но никак иначе их не приветствовали, подводя лодочку к берегу. Седые бороды доходили им почти до колен. Затем один из них жестом подозвал Брата, и, когда тот приблизился, оба втащили его на борт, а он благодарно за них уцепился. Дарр Дубраули смотрел, как они отталкиваются от берега веслами. Лететь за ними? Он ведь обещал последовать за Братом, куда бы тот ни пошел, но ему больше хотелось лететь за Лисьей Шапкой, поговорить с ней, если получится. Он вскинулся, обернулся, но Лисья Шапка пропала. Он взлетел, поднялся над этим несуществующим местом, но ее не увидел. А потом, когда он снова повернул к реке, исчезла и лодочка. И сама река. И даже тропа, по которой они сюда пришли. «Нельзя вернуться тем же путем, – давным-давно сказала Лисья Шапка. – Потому что вернуться вообще невозможно. Только идти вперед».
Солнце не село, вообще не опустилось, словно и не могло. В складках и ущельях внизу Дарр видел Людей – спрятанных или попавших в ловушку, – а рядом похожих на Людей черных созданий, которые их мучили. Это напомнило ему о шайке Волков и их жертвах, о том, как Вороны, сидя на телах, дерутся за мясо и ссорятся. Он полетел дальше к тусклому солнцу и увидел, как из него летит ему навстречу стая больших птиц.
Нет, не птиц. Это были земные твари, но с крыльями на спине, и эти крылья бились очень быстро, как у мотыльков. Толстопузые, голохвостые, зубастые, как Волки. Да как же они держатся на таких крошечных крылышках? Дарр оказался среди них и полетел с ними, словно они его взяли с собой. Одна тварь закричала и показала вниз: увидела добычу и звала остальных. И они спикировали, сбив Дарра своими крыльями по пути. Вонь от них шла ужасная. А внизу, на черной земле, он увидел Брата, который снова шагал в одиночестве. Крылатые твари – Дарр даже не сразу это понял – разыскивали именно его.
Все они обрушились разом. Брат в ужасе поднял голову, но мог только отмахиваться от них, отбивать в сторону, как шершней. Твари схватили его, подняли в воздух, с торжествующими криками потащили прочь, а Брат извивался, как рыба в когтях Скопы.
Потом, когда Дарр Дубраули и Брат вернутся в страну живых, Брат скажет ему: тогда, именно тогда он уверился, что будет проклят и нет ему спасения. А те двое седобородых Братьев, что везли его в лодочке? При жизни они были добры к нему и, когда его отдали на послушание в аббатство, утешили в отчаянии. Он часто молился у их могил. Может, эти молитвы и привели их к нему, призвали, чтобы он переправился через черные воды. Святые иноки! Но дальше они не могли с ним идти. И тогда он остался один, без спутников и помощников.
– Адские мучения обрушились на меня, – скажет он. – Грешники и демоны пытались утащить меня за собою в смерть, но я отбивался. Один.
Здесь он остановится – всякий раз, когда будет рассказывать, то есть часто, – и посмотрит сперва на небо, словно прося о снисхождении, а потом на Дарра, с осуждением, – о, как хорошо Дарр выучил эти выражения людских лиц! – и Дарр запищит, как виноватый птенец, хоть он ничего дурного и не сделал. Он это точно знал. Так ему сказал ангел, судивший его.
Дарр Дубраули сам не знает, как долго искал Брата в темной долине – день, год, сезон? – потому что здесь их было не различить. Даже сама долина иногда пропадала. Если посмотреть вниз, она возникала, но стоило отвести глаза, приходилось снова ее искать, словно к жизни ее пробуждал только его взгляд.
И еще кое-что стало ему ясно: не закатное солнце рождало неизменное алое зарево на помраке, да и не помрак это был. Здесь вовсе не было солнца. Это пылал огонь внутри огромной горы, пробивался сквозь щели и расселины, вскидывал языки пламени, точно кузнечный горн. С неохотой Дарр подлетел ближе к этому жуткому месту, потому что туда летели крылатые твари, как Грачи на ночевье. Они потащили его за собой, решив, что он один из них, – он ведь был черный, как и они, крылатый, как и они.
Куда ты?
Это сказал летевший рядом черный Боров с петушиным хвостом.
Не знаю, ответил Дарр Дубраули. Ищу кое-кого.
Да ну, не капризничай, сказал зверь. Всюду полно работы.
Нет-нет, сказал Дарр Дубраули. Только один мне нужен. Брат.
Ну так, проговорил летающий Боров. Их тут много.
Мне нужен конкретный, объяснил Дарр Дубраули. Он недавно здесь.
Дарр не понял – то ли зверь обдумывал услышанное, то ли просто молчал, но потом он сказал: Мелкий, толстый, плаксивый зануда?
Ну, протянул Дарр Дубраули. Да.
Знаю такую душу! – радостно завопил Боров и оскалил клыки. Я с ним работал! За мной, за мной!
Он снизился, хлопая перепончатыми крыльями, а за ним устремились еще несколько тварей – и Дарр Дубраули.
Глаза выклевывай! – закричала ему одна из тварей, зверь со змеиным хвостом. Такой у вас обычай, да? Так выклевывай им глаза снова!
Пробиваясь сквозь