– Не понимаю, откуда ты обладаешь сведениями, чтобы дать ответ на этот вопрос.
– Мне и не нужно обладать сведениями, герцог, у меня есть глаза.
Изящная длинная рука, чью кожу будто поцеловало солнце, поставила перед Эбеном тарелку. Он сосредоточился на еде, игнорируя приводящий в смущение гнев, попутно отметив отборные кусочки нарезанного гуся и покрытый корочкой картофель рядом с идеально очищенной морковью и изысканным пюре из пастернака.
Она отдала ему самое лучшее, то, что должна была оставить себе. На какое-то безумное мгновение Эбен представил, как, забирая с собой тарелку, уводит её в тихое место, чтобы исправить эту несправедливость. Кормит её лучшими яствами, которые только может себе позволить купить, а сам лакомится тем единственным, что жаждет отведать...
Джек.
Он явно сошёл с ума, если тарелка жареного гуся навела его на мысли о поцелуях. Хотя, конечно, его всё наводило на мысли о поцелуях. Голос Джек, её смех, прекрасное красное платье с красивым вырезом, который подчёркивал зону декольте, полные груди, восхитительные веснушки... и этот золотой медальон. Откуда он вообще взялся?
Без сомнения, его подарил шотландец.
Эта мысль заставила Эбена нахмуриться, его глаза встретились с полными любопытства глазами Джек. Каким-то образом ему удалось отвести взгляд и проворчать:
– Спасибо.
На другом конце стола тётя Джейн налила себе вина из стоящего возле её локтя графина и нанесла первый удар:
– Расскажите нам, Чарли, почему вы считаете герцога таким одиноким?
Эбен мысленно попытался не дать Лоутону открыть рот. Не тут-то было! Партнёр повернулся и посмотрел на тётю Джейн.
– Ну, конечно, можно предположить что угодно, но он постоянно только и делает, что работает.
– Тебе ведь, несомненно, нравится тратить деньги, которые я зарабатываю.
Лоутон удивлённо подняли брови.
– Деньги, которые мы зарабатываем вместе, дружище.
Эбен нахмурился.
– Кому-то же нужно проверять, настолько ли сильна твоя интуиция в решении деловых вопросов, как ты настаиваешь
Лоутон ухмыльнулся.
– Моя интуиция всегда сильна, но мы оставим обсуждение этой темы на другой раз, сейчас мы говорим о тебе.
Эбен уже сожалел, что вообще когда-то вступил в деловые отношения с Чарльзом Лоутоном.
– О тебе и о том, что ты занимаешься только работой и подсчётом своих денег, будто они греют тебе душу.
– Это не правда.
Хотя, конечно, правда.
– И много у него денег? – спросила тётя Джейн. Прописная истина: люди со средствами всегда интересуются средствами других людей.
Эбен наколол на вилку кусочек гуся и съел его. Он мог бы показаться ему восхитительным, если бы не разворачивающийся разговор.
– В сущности, – сказал Лоутон, – их очень много.
По правде говоря, даже больше. За двенадцать лет он превратил герцогство Олрид в одно из самых богатых в Британии. А Лоутон заработал достаточно, чтобы всю оставшуюся жизнь носить одежду из безупречной золотой парчи.
– Так ли это? – спросила Джек. Мягко, но в тоже время непреклонно.
Он поднял голову и встретил взгляд её карих глаз. Больших. И знающих.
– Так ли что?
– Подсчёты. Подсчёты денег греют тебе душу?
"С тех пор, как ты ушла, мою душу сковал лёд".
Эбен промолчал.
За него ответил Лоутон:
– А прошлой ночью грели с удвоенной силой при поддержке моего лучшего виски.
– Пьяницы никому не нравятся, – сказала тётя Джейн, подливая себе ещё вина.
– Олрид крайне редко напивается. Он никогда не пьёт, кроме как в канун Рождества. – Когда Лоутон посмотрел на него, в его глазах сверкнул хитрый огонёк. – Интересно, почему?
Эбен прищурился.
– Ты переступаешь черту.
– А по-моему, нет. – вмешалась Джек. Спокойная, твёрдая и пугающая, потому что знала то, чего ему бы не хотелось. – Вчера вечером ты был пьян. Почему?
"В надежде, что забуду, как ты бросила меня в канун Рождества".
– Рождество же праздновать не запрещено?
Она смотрела на него глазами, которые преследовали его в течение двенадцати лет и, казалось, видели всё.
"Не обращай на меня внимания, Джек", – хотел сказать Эбен. – "Не смей обратить на меня внимание, а потом бросить и выйти замуж за другого".
– Но я думала, что ты не выносишь праздников, – проговорила Джек, повторяя их предыдущий разговор.
В прошлом её дразнящий тон мог бы его соблазнить.
– Возможно, я праздновал своё одиночество.
Джек долго не сводила с него глаз, тяжёлое молчание присутствующих в столовой только подчёркивало её изучающий взгляд.
– Прошлое не обязательно должно повторяться в будущем, Эбен, – в конце концов, сказала она.
От этих слов у него перехватило дыхание, и он снова уставился в свою тарелку не замечая еды, его внимание было полностью сосредоточено на Джек и на недосказанной правде. К несчастью она произнесла её вслух:
– Тебе необязательно оставаться одному в Рождество.
Забрезжил лучик надежды, но он отозвался невообразимой болью в душе, потому что с её стороны было неправильно обещать такие вещи. А с его стороны неправильно надеяться. Эбен проводил Рождество в одиночестве двенадцать лет. Вся его жизнь проходила в одиночестве, с тех пор как Джек уехала в Рождество.
Одиночество и сейчас его не покидало. Потому что завтра она уедет, чтобы выйти замуж за другого мужчину, прошлое станет будущим. Окончательно и бесповоротно.
Мысль не давала покоя.
Возможно, он и смог бы это вытерпеть, если бы она не решила провести последний день своей незамужней жизни вместе с ним, в плену вьюги, искушая его прикоснуться к ней, поговорить и, даже теперь, усадить к себе на колени и зацеловать до потери сознания.
– Но я не одинок в Рождество. Я в компании моих разношёрстных гостей.
– Как же тебе повезло, что у тебя есть мы.
Она улыбнулась, чересчур пылко. Ослепительно.
– Неужели?
Почему у неё столько ровных белых зубов?
– Не каждый герцог может претендовать на общество столь почётной компании.
– Лоутон предпочёл бы находиться в Мэрилебоне, тётя Джейн предпочла бы плыть в открытом море, а ты... без сомнения, предпочла бы общество своего жениха.
"Отрицай", – мысленно приказал он Джек. – "Отрицай и дай мне надежду, ведь в твоей власти одарить ею в избытке".
Какой же он чёртов мазохист!
Её улыбка смягчилась.
– Возможно, имеет значение то место, где нам суждено быть.
Джек суждено было находиться рядом с Эбеном, чёрт возьми. Она должна была сидеть на другом конце стола, в окружении полудюжины детей и десятком других между ними. Встретиться с ним взглядом, поднять бокал и выпить за их супружескую жизнь, прошлую, настоящую и будущую.
А он должен был играть на этой проклятой скрипке, пока она танцевала. Эбен неосознанно потянулся к инструменту, не успев остановиться, до того, как три пары глаз заметили его порыв. Присутствующие в комнате замерли.
Он застыл.
Первым заговорил Лоутон:
– Не останавливайся, Олрид.
Эбен поднял скрипку не в силах оторвать взгляд от Джек, чьё внимание было приковано к
