"Возможно, ты сыграешь для меня чуть позже", – сказала она ему много лет назад, в ту последнюю ночь, когда пришла к нему и дала последний шанс всё исправить. Когда он всё испортил. Когда положил начало всему этому кошмару.
Что, если бы он сыграл для неё в ту ночь?
Что если он сыграет для неё сейчас?
Время упущено.
Он покачал головой и опустил скрипку на стол.
– Тебе не следовало приносить её сюда.
Он проигнорировал тишину, наступившую после его слов, то как тётя Джейн едва слышно выдохнула, шорох пиджака, когда Лоутон откинулся на спинку стула.
Только Джек не шелохнулась и не произнесла ни слова.
А потом встала и молча вышла, её шикарные красные юбки прошелестели будто орудийные выстрелы, тихий щелчок замка, когда она закрыла за собой дверь, прозвучал словно пушечный выстрел.
Эбен был повержен.
Благодаря самому себе.
– Что ж... – подал голос Лоутон.
– Заткнись, – огрызнулся Эбен.
Хвала богам, деловой партнёр и правда заткнулся.
– Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься сказать мне то же самое, – вмешалась тётя Джейн, взгляд её ледяных голубых глаз был устремлён на Эбена. Когда он ничего не ответил, она продолжила: – Ах, значит, у тебя всё-таки сохранилось какое-то подобие здравого смысла.
Она встала, внезапно показавшись намного выше, чем была на самом деле, угрожающе внушительной, как те слова, которые она бросила в него, словно боевые орудия.
– Эта девушка двенадцать лет думала о тебе. Большую часть времени испытывала к тебе чувства. А ты за это время, кажется, ни о чём не думал и ничего не чувствовал.
Он знал, что это не правда. Джек не могла испытывать к нему чувства после того, как бросила. Он пообещал ей будущее, которое она по праву заслуживала. И всё, что от неё требовалось, это дождаться Эбена.
"Однажды ты пообещал, что всегда будешь стремиться ко мне".
Он не мог сдержать обещания. Ведь она сама от него ушла. Неужели этого никто не понимал? Почему никто не видел? Это он был поглощён мыслями о ней. Это его сердце ныло от потери любимой женщины, которая покинула его и вернулась только тогда, когда собралась выйти замуж за другого.
Ничего из этого он не сказал вслух. Тётя Джейн подошла к буфету и взяла тарелку, доверху наполненную отвратительным песочным печеньем.
– Не заблуждайтесь, герцог, – с презрением кинула она, – вы её не заслуживаете.
– Это никогда не вызывало сомнений, – сказал он.
– И печенья моего ты тоже не заслуживаешь.
У него складывалось ощущение, что, как раз, печенье он очень даже заслужил. Но решив, что пожилая леди вряд ли оценит, если он выразит несогласие на этот счёт, продолжил молчать, пока она не выплыла из комнаты.
– А я бы попробовал.
Эбен посмотрел на Лоутона.
– Уверяю тебя, не стоит.
Его напарник поднял бокал и откинулся на спинку стула, его тёмные глаза были полны осуждения.
– Ты - самый настоящий осёл.
Так и есть.
– Из-за печенья?
Лоутон не клюнул на уловку.
– Ради чего ты живёшь? – Когда Эбен не ответил, тот продолжил: – Вопрос не риторический. Ради денег? Но ты и так богат сверх всякой меры, у тебя денег больше, чем ты сможешь потратить за всю свою жизнь.
– Мне нужно думать о поместье, – проворчал в ответ Эбен. Прекрасно понимая, как по-идиотски это прозвучало.
– Денег хватит, чтобы все в поместье жили долго и счастливо и после твоей смерти, но это, в принципе не имеет значения, поскольку у тебя нет детей, которые его унаследуют, так что оно станет проблемой какого-нибудь другого Олрида. Поэтому деньги и детей можно вычеркнуть из списка.
Когда-то давно Эбен мечтал о детях, о красивых, рыжеволосых дочках и сыновьях с большими карими глазами. О том, как их мать заражает их мечтами о путешествиях по всему миру, а он планирует сделать всё, чтобы они увидели каждый уголок.
– Хочешь я выскажу своё предположение ради чего всё это?
Эбен с трудом подавил желание встать и перевернуть стол.
– Нет.
Лоутон отодвинулся от стола и снова выпил. Казалось, от него ничто не могло ускользнуть.
– Я всегда думал, что всё это ради женщины.
В комнате вдруг стало невыносимо жарко. Эбен запихнул в рот картофелину, не почувствовав её вкуса, в то время как его друг продолжил:
– Конечно, мысль смехотворная, если учесть, что у тебя напрочь отсутствуют хорошие манеры, и из дома ты выходишь только ради голосования в парламенте.
– Неправда.
– Точно. Ещё ты ходишь в банк.
Эбен проигнорировал правдивость этих слов.
– Так или иначе, я сказал себе, что предположение о том, что здесь замешана женщина - абсурдно. Но тут вдруг она появляется на кухне в рождественское утро. И не просто женщина. А с прекрасной улыбкой и ещё более прекрасным смехом.
– Которые обращены не к тебе, – прорычал Эбен, не подумав.
Лоутон склонил голову набок.
– Значит, к тебе?
– Нет.
– Почему же?
– Потому что она ушла.
– Всё из-за того, что ты вёл себя, как настоящий осёл. Господи. Женщина приготовила для тебя гуся. Добровольно. – Он подцепил кусочек мяса с тарелки, закинул в рот и продолжил: – И чертовски хорошего гуся.
– Не сегодня, – сказал Эбен. – Она бросила меня двенадцать лет назад. Вышла из этого самого дома и на следующий день уехала строить жизнь, в которой мне не было места.
Так же, как поступит и завтра.
– Тебе не предлагалось стать частью той новой жизни? Или ты сам решил не принимать в ней участие?
– А это имеет значение? Она меня бросила.
Почему-то это прозвучало, как самая вопиющая ложь, которую он произносил в жизни?
– Она нашла другого, – тихо добавил он, напомнив себе об этом лишний раз. Он её потерял.
Лоутон кивнул и встал.
– Вот только сегодня Рождество, и она здесь с тобой, а не с ним.
Эбен ещё долго сидел в пустой столовой после того, как гости ушли, снова и снова мысленно воспроизводя последние слова Лоутона, снова и снова повторяя себе, что Джек здесь только из-за снега, пока в голове не осталось лишь одно простое и ясное слово.
Снег.
Глава 8
Эбен нашёл Джек на улице, где в предзакатном свете, она стояла без пальто по колено в снегу, а её потрясающее красное платье с каждой секундой всё больше приходило в негодность. На её лице, обращённом к небу, читалось отчасти ангельское, отчасти опустошённое выражение.
Она не повернулась, когда он закрыл за собой дверь кухни, чтобы отгородиться от пустого дома, в котором одиночество преследовало его с того дня, как Джек ушла. Она продолжала неподвижно стоять под падавшим снегом, и Эбен поймал себя на
