– Этим людям нужна куда большая забота, чем остальным. – И прежде, чем выслушивать длинную тираду, медсестра добавила: – Я понимаю, о чем и о ком говорю. Они преступники, убийцы. Однако ваша программа… калечит их сильнее, ввергает в ступор, наносит вред, и чтобы то не было зря, необходимо сообщить им об этом. Показать, что нам не наплевать. Если мы будем говорить плохим людям, что они плохие, то вряд ли у них появится желание стать хорошими.
О проекте «Жнец» Илона практически ничего не знала, только могла видеть последствия, результаты, которые он приносил. Надо признать, печальное зрелище – пациенты страдали не только психически, в последнее время резонансная машина воздействовала и на физическую структуру. Она даже не знала, действительно ли риск оправдан. Пусть Уильям и стал вести себя сдержаннее, но лишь по отношению к ней – на остальных он продолжал смотреть голодным взглядом.
– В тебе борется мораль и ученый, – подметил мужчина, – меня всегда удивляло это качество, как люди могут даже в самом отвратительном и черном деле отыскать свет и ухватиться за него. Я ценю твое участие, Илона, но не хочу, чтобы ты была причастна к тому, что происходит на нижних уровнях.
– Я уже причастна, поскольку знаю, что пациенты возвращаются оттуда напуганными, покалеченными и…ну, уже не буйными.
– Программа работает, но это вовсе не магия, чтобы по щелчку пальцев все желания исполнялись. Требуется время.
– Если бы я знала больше, то смогла бы лучше воздействовать на пациентов, внушить им надежду или успокоить. Объяснить, что это необходимость и…
– Порой ничего не нужно объяснять, – прервал ее Нестор, заметив, что она пыталась залезть не в свое дело, от чего он всячески старался ее уберечь. – Ты добрая Илона, и это твой главный недостаток. Этим людям не следует ничего объяснять, поскольку они не заслуживают подобного.
– Никто не заслуживает то, что с ними делают.
– А что они делали со своими жертвами? – Резонно полюбопытствовал мужчина. – Взять, к примеру, того же Хоупа, который выслеживал женщин, похищал, насиловал, а затем резал живьем. Если бы ты увидела, что стало с несчастными, ты бы продолжала его жалеть?
У Илоны невольно пробежали мурашки по телу, она прекрасно понимала, с кем имела дело, к кому с доброй улыбкой каждый раз заходила в палату. Нестор определенно прав, указывая, что ее доброта порой затмевает здравый смысл. Она пыталась найти свет даже в той тьме, которая жила в душе Уильяма Хоупа.
– Я это к тому, – осознав, что запугал собеседницу, Нестор со знакомой мягкостью пояснил: – что ты должна держать ухо в остро и не обманываться. Я не запрещаю улыбаться им и быть доброй, можешь обманывать их, но не себя, Илона. У Хоупа отличные результаты, и мы хотим продолжать с ним работу, и даже участить процедуры.
– Участить? – С недоумением прошептала блондинка. – Но ведь после этих процедур пациенты получают увечья. Разве… безопасно применять такой подход?
– Да, это неприятно, но в пределах нормы. Я не безумец, Илона, а ученый и врач. Поверь мне, я знаю, что делаю. – Улыбнулся Нестор. – И, надеюсь, ты тоже осознаешь свои обязанности.
До добра это не доведет, чутье подсказывало Илоне, что Нестор ходил по тонкой грани над пропастью, упав в которую, уже не выбраться. Она ничего не могла поделать с беспокойством за Уильяма и других пациентов, но, если их настигнет смерть в ходе процедур, грусть недолго будет гостьей у нее на сердце. Куда сильнее ее охватывало волнение за доктора.
– Я осознаю, – кивнула Илона, улыбнувшись в ответ. – Просто не забывайте напоминать мне об этом.
7 мая. 15:23
Франция, лечебница «CygneBlanc».
– Безвкусица, – пренебрежительно фыркнул Стефано.
Признаться, Лиза едва скрыла растерянность, смотря на мужчину округленными глазами. Их по-прежнему разделяло несколько слоев решетки, которым девушка и радовалась, как защите, и в то же время раздражалась, когда не успевала проследить за мимикой собеседника.
Несмотря на дискомфорт из-за невозможности присесть, брюнетка не удержалась от попытки заговорить с новым знакомым. Их группу, наконец, завели в досуговый центр, но теперь Стефано держал в руке толстый блокнот и угольный мелок.
Либо здесь дефицит канцтоваров, либо персонал опасается, что карандаш станет для пациента грозным оружием… А, кисть, значит, разумно давать им?
Мужчина расположился под деревом, усевшись на выступающий из земли корень, как на табуретку. Какое-то время он игнорировал присутствие любопытной наблюдательности, сосредоточенно выводя линии на листе бумаги. Лизе становилось неловко от того, что ее игнорировали, хотя при первой встрече брюнет казался воспитанным и доброжелательным.
Стоило найти общую тему, начать разговор – о да, общение ее главный конек! Поэтому, предположив, что раз пациенту нравится рисовать, она задала первый пришедший на ум вопрос:
– Что ты думаешь насчет творчества Пикассо?
Каково же стало ее удивление, когда в ответ едва ли не молниеносно прилетело острое слово «безвкусица».
– Э-э… – только и смогла выдавить из себя Лиза, вцепившись в решетку, как любопытная обезьянка.
– Что? – Усмехнулся ее реакции Стефано. – Неужели ты видишь в кубизме что-то, достойное восхищения? Бессмысленная абстракция, не требующая глубокой мысли и мастерства.
– Значит, модернизм не твое направление?
– Из всех направлений модернизма постимпрессионизм, пожалуй, наиболее дерзкое направление, которое не ограничивалось рамками зримой действительности или мимолетных впечатлений, чем злоупотребляли натуралисты и импрессионисты.
– Не признаешь Пикассо, однако нахваливаешь Ван Гога, – позволила себе с кошачьей хитринкой улыбнуться Лиза.
– Винсент Ван Гог заслуживает отдельное место в истории искусства, глядя на его работы, можно увидеть глубину безумия, которое его охватывало с годами. Думаю, результат постимпрессионизма – вовсе не чистый взгляд, а искажение болезнью. Если вспомнить его ранние работы, то они не были подвержены такому…
– Сюрреализму?
Теперь Стефано отвлекся от своего эскиза, замерев с поднятым над листом углем. Он будто не верил, что существо, находящееся за забором, оказалось разумным и способно удивлять неожиданными ответами. У Лизы от его подозрительного взгляда мурашки по спине пробежали, она ощутила себя всезнайкой, которая решила выделиться на фоне общего класса, полного лентяев.
– Значит, ты тоже творческая личность, – с неким разочарованием заключил мужчина, словно у него отняли единственную выделяющуюся привилегию.
– Не сказала бы… я простой тестер. Вожусь с кодом и компьютерами.
– И откуда у офисного планктона такие познания в искусстве?
Офисный планктон – довольно обидное
