– Выставите счёт вон ему, – Алекс кивает через плечо.
Лысый снова закатывает глаза, недовольно поправляет халат и не прекращая качать головой скрывается в своей квартире. А Алекс продолжает стоять, глядя на опустевший балкон. Сердце колотится так, что больно в груди. Всё тело вспотело. Даже с лица льёт пот. А Максим как ни в чём не бывало валяется на полу. Перешагнув через него, Алекс заходит в большую комнату с разложенным диваном в одном конце и вместительным столом – в другом. На столе этом стоят три монитора, но клавиатура только одна… а ещё на нём, под ним, да и вообще – тут и там – валяются бутылки. Не из-под водки. И не из-под пива. Но пахнет алкоголем и чем-то сладким. Однако никаких пакетиков с таблетками вроде не видно.
«Неужели правда – просто напился? Но ведь он говорил, что на него алкоголь не действует?»
Алекс оборачивается и всматривается в лицо нагло уснувшего парня.
«Старик сказал, что ему уже за тридцать… но ведь реально не дашь больше двадцати пяти… Разве наркоманы не должны, наоборот, выглядеть старше своего возраста?»
«А что, если старик соврал? Но о чём именно?»
«Впрочем, какой резон ему вообще говорить мне правду?»
– Нет, слушай, это вершина наглости! Я к тебе чуть ли не по острию бритвы добирался, а ты взял и уснул?!
Нет ответа.
– Алло, приём, есть кто дома?
Снова выйдя на балкон, Алекс носком кроссовки поддевает плечо в белой футболке. Реакции ноль.
– Так значит, да?
Вытирая ладони об живот, Алекс обводит взглядом всё раскинувшееся на полу тело, потом обходит его, наклоняется и пытается приподнять.
– Ну ты и кабан…
И это действительно тяжело – разворачивать и перетаскивать Максима через порог. Но сцепив зубы, Алекс продолжает волочить его дальше, вон из комнаты, только в коридоре делает остановку, подперев курчавый затылок коленом и оглядываясь. Нет, это не совсем коридор – планировка в точности такая, как у соседа: в центре квартиры ромбообразная прихожая, из неё можно попасть в одну из трёх комнат, кухню и раздельные ванную и туалет. Точнее, есть три узкие двери, похожие на те, что обычно ставят в санузлы, но если за одной ванная, а за второй туалет, то что за третьей? Кладовка? Разве в новых домах их ещё делают?
«Ладно, похрен. Но за которой из них ванная?»
Оставив Максима отдыхать на полу, Алекс направляется к центральной. И обнаруживает за ней унитаз (удивительно, но самый обычный, разве что на бачке пара подозрительных кнопок). Потом отходит к соседней, что ближе к кухне – и в этот раз угадывает: внутри оказывается белоснежная ванна с какими-то дырками по периметру. «Это типа джакузи?» Подойдя ближе, Алекс снимает с держателя душ, включает воду, убеждаясь, что горячая вода в наличии, и переводит задумчивый взгляд на покатый край. Внешняя сторона ванны закрыта плиткой, но это никак ему не поможет втащить Максима внутрь. Разве что тот соизволит проснуться…
Вернувшись в прихожую, Алекс приседает над своей проблемой номер один, обняв колени и принюхиваясь. Да, пахнет алкоголем. И чем-то сладким. Сильно. Мягкие губы кажутся расслабленными и безвольными, под глазами залегли тёмные тени, и всё лицо выглядит осунувшемся, с лёгким зеленоватым оттенком. Но вот ресницы мелко подрагивают, и зрачки под веками словно бы немного двигаются.
– И долго ты ещё собираешься притворяться?
Тишина.
– Ну ладно…
Приходится снова подхватить тяжеленное тело за подмышки и потащить волоком. Когда край ванны упирается в зад, Алекс спиной вперёд забирается в неё и налегает на свои прилично уставшие мышцы. Наконец зад Максима переваливается внутрь. Только вот Алекс или плохо что-то рассчитал, или просто не повезло, но ноги его вдруг поскальзываются – и гигант в отключке надёжно придавливает их ко дну ванны.
– Тц! Макс, это уже свинство! Форменное свинство!
Ушибленный о стену затылок жалобно ноет. Грудь ходит ходуном. Немного отдышавшись, Алекс поднимает взгляд на душ, возвращённый в держатель над краном – он прямо над головой, достаточно протянуть руку.
– Или ты думаешь, так я тебя пощажу? Как бы не так…
Вместо горячей воды Алекс включает холодную. И направляет струю на голову и грудь Максима. Конечно, изрядно брызг достаётся и ему самому, к тому же вода скапливается по бокам, подбираясь к ногам через ткань джинс. Но пока терпимо. Только забинтованное запястье Максима приходится прижимать к краю ванны.
– Давай, трезвей… Приходи в себя… Нам надо поговорить… Серьёзно поговорить… Вот зачем ты так напился? Разве тебе ночью не чистили кровь? Зачем её опять мешать чёрт знает с чем? И разве стоило уезжать, чтобы потом так напиться? Почему ты не захотел поговорить со мной? Потому что… я задал тот вопрос?.. Или потому что не рассказал про… то, что случилось со мной на самом деле?..
Постепенно холод начинает пробирать до костей. Зубы уже стучат. Но Максим продолжает изображать из себя растение – а ведь так живо втащил его на балкон…
– Если не прекратишь, я нахрен заморожу и тебя и себя! Давай… скажи что-нибудь… Макс, ты не представляешь, через какую задницу я прошёл, пытаясь добраться до тебя… И если ты правда не хочешь больше меня видеть… просто скажи это, дьявол тебя задери!
Лёгкое шевеление… В ванне недостаточно места, чтобы ноги Максима вытянулись во всю длину, поэтому его колени раскинулись в сторону, но сейчас… кажется, они сдвинулись, и по скопившейся воде пробегает волна. Скривившись, Алекс прижимает душ Максиму прямо ко лбу.
– Давай, ты же не трус. Ты же никогда не сбегаешь от проблем. Так чего же сейчас ведёшь себя, как страус, спрятавший голову в песок?!
Миг, и узкая, но большая ладонь накрывает руку Алекса, держащую душевую лейку, и стаскивает ниже, на грудь.
– Макс?
– Я идиот, – доносится хриплое и глухое. Но у Алекса от этого голоса внутри становится горячо, даже зубы перестают стучать.
– Согласен. Но не откажусь выслушать и твою версию, почему.
– Я думал…
Он не договаривает и тяжело вздыхает. По ванне прокатывается новая холодная волна. И вдруг:
– Сучьи потроха!
Максим резко садится, освобождая Алекса, и отбирает душ. Тянется через его плечо к кранам – и вот уже обжигающий поток обрушивается на почти привыкшую к холоду кожу. Алекс дёргается в сторону, и скопившаяся в ванной вода начинает с фырчанием втягиваться в ранее заткнутый его задом слив.
А мягкие губы Максима сжаты до белизны. Заострившийся нос и скулы наводят на мысли об узниках концлагерей. Только вот разве он не сам довёл себя до такого состояния?.. Или вина Алекса в этом тоже есть?
В горле снова образуется комок, а Максим тем