Впервые на лице Максима отражается столько эмоций: неуверенность, удивление, вина, возмущение, отрицание… даже страх.
– И что ты предлагаешь? – терпение Алекса уже на пределе. Однако он не отвечает прямо.
– А чего хочешь ты?
– Я уже говорил.
– Меня?.. – теперь на лице Максима остаётся одна только растерянность. – В смысле, поменяться ролями?
Нет, ни о чём таком Алекс не думал. И вероятно, его собственное лицо сейчас выражает в точности ту же самую эмоцию. Наконец он решает помотать головой, и ослабшая хватка ладоней позволяет ему это сделать.
Но почему-то такая реакция заставляет Максима нахмуриться. Проходит секунда, вторая, третья – и вдруг его лицо светлеет. Алекс даже не успевает понять, как оказывается в воздухе, а через миг – уже снова на столе. Максим отодвигает в стороны мониторы и укладывает его на спину, потом берётся за щиколотки и прижимают босые ступни Алекса к своей груди.
– Упрись.
Не то чтобы Алекс против. Просто это немного странно и непонятно зачем. Но когда его член начинают мять сильные пальцы, понимание приходит само – но не через разум, а через напряжение мышц и неосознанную реакцию тела.
– Правильно, работай бёдрами, Джеф.
Это то, что он уже начал делать. Однако, чтобы приподнять зад, нужно прилично так упереться ногами… но Максим оказывается устойчивее, чем ожидалось. Он словно непоколебимая стена. К тому же, прижав к члену Алекса свой собственный, Максим почти перестаёт шевелиться, и Алекс, попробовав раз, уже смелее толкается снизу вверх в тесное пространство между его пальцев, проходясь по нижней стороне его члена и (как непривычно-то) чувствуя себя полным хозяином положения. Он контролирует скорость и направление, меняет ритм… но очень быстро мысли о сознательном руководстве процессом покидают голову, и тело начинает двигаться само, подчиняясь одним лишь ощущениям, стремясь усилить удовольствие, снова и снова обнаруживая новые оттенки наслаждения. Да ещё и Максим то ловит головку его члена пальцами, задевая уздечку, то плотнее сжимает ладони, заставляя её проталкиваться через своенравную тесноту, и не забывает прижиматься к растянутому и увлажнённому кольцу сфинктера набухшей мошонкой.
Толчки Алекса становятся всё более резкими и поспешными. Он даже хватается руками за край стола, чтобы не сползать назад. Под сухим и горящим взглядом Алекс чувствует себя лягушкой, дёргающейся под ударами токами. И не способной прекратить это делать. И даже наоборот – чем глубже заглядывают эти наблюдающие чёрные глаза, чем выше и неистовее становятся волны жара, прокатывающиеся по его телу. И когда напряжение в животе наконец достигает своего пика, заставляя взорваться и потеряться в этой вспышке эйфории, сквозь застлавшую глаза дымку, Алекс всё ещё ощущает себя нанизанным на иглу раскалённого взгляда.
Не отводя глаз и не моргая, Максим опускается вниз, при этом ноги Алекса сами собой оказываются у него не плечах. Миг – и мягкие губы обхватывают головку, только что извергнувшую сперму. Алекс не выдерживает и зажмуривается, запрокидывая голову. Онемение уже понемногу распространяется по всем его мышцам, но там… там он ещё слишком чувствителен!
Вспышка сверхновой. Вселенная заливается чистым белым светом, от которого, кажется, выжигает сетчатку, и тут же схлопывается, оставляя лишь мельтешение цветных пятен под плотно сомкнутыми веками.
Давление в груди напоминает, что чтобы жить – надо дышать. И потому только целую вечность спустя Алекс наконец-то оказывается способен произнести:
– Ты превращаешь меня в наркомана… я становлюсь зависим от этого… и от тебя.
– Pазве это плохо?
Словно хрупкий фарфор, его аккуратно берут на руки и относят к дивану. Вдыхая запах чистого пота, смешавшийся с эфирными ароматизаторами смазки, Алекс всё ещё чувствует, как стоящий колом член тычется в спину. Но вот объятия мягкого матраса и одеяла окутывают его, и Максим приземляется рядом. Оперевшись на руку и прижав щёку к плечу, он смотрит на Алекса с загадочной, но немного грустной улыбкой. Но когда тот, перевернувшись на живот, пытается дотянуться до его члена, перехватывает руку за запястье и подтягивает к своим губам, прижимаясь к косточкам кончиком языка и ведя дорожку к внутренней стороне ладони…
– Щекотно, – морщится Алекс, пытаясь отобрать руку обратно. И добавляет осуждающе: – Ты не кончил.
– Разве?
Алекс недоумённо хмурится, переводит взгляд назад, к столу… потом быстро – на себя. Да, что-то как-то многовато на нём спермы.
– О-у…
– Ага…
– Пошёл-ка я снова в ванную…
– Мне с тобой?
Алекс с сомнением косится на член Максима без малейших признаков увядания, и принимается задумчиво покусывать нижнюю губу. Потом всё-таки с сожалением качает головой.
– Мы не можем позволить себе весь день провести в постели.
После чего нехотя сползает с кровати и выходит в коридор. Душ занимает у него пять минут, натягивание на себя высохшей за ночь одежды и сбор разлетевшихся по полу денег – ещё десять. Максим, вышедший из кухни с тарелкой разогретых в микроволновке сосисок, скармливает Алексу парочку, пока тот рассовывает по карманам купюры и то, что от них осталось, вместе с монстром-паспортом.
Кроссовки ещё сырые. Зашнуровывая их, Алекс чувствует, как влага пропитывает носки – но это не значит, что у него есть повод задержаться в этой квартире подольше.
Наконец дожевав последнюю сосиску и обменявшись с Максимом последним долгим взглядом, Алекс отпирает один за другим несколько замков. Дверь открывается почти бесшумно, но двое мужчин на лестничной площадке тут же отрываются от своих телефонов. Они одеты в цивильные пиджаки, ещё только солнечных очков не хватает – и вылитые «люди в чёрном» или «агенты Матрицы».
– Привет, – здоровается Алекс. – У вас случайно нет для меня билета до Ярославля?..
Глава 29. Я неубедителен?
****
– Пpиexали.
Hа ленивый взгляд в зеркале Алекc тoлько кивает и толкает дверь от себя, оставляя в машине двух мужчин, один из которых все три часа дороги сидел рядом на заднем сидении, словно ему приказали предотвратить выпрыгивание на ходу конвоируемого пассажира или ещё чего-то в этом роде. Bообще, если забыть про минивен, набитый гостями с Востока, эта поездка худшая в жизни Алекса. За всю дорогу мужчины обменялись не более, чем парой фраз, так что удушливая тишина и скука едва не свели его с ума. По крайней мере, за первый час – точно. А потом Алексом овладела странная апатия: без телефона, не зная, чем занять себя, он молча пялился в окно… и постепенно нервы успокаивались, а мысли начинали течь неторопливо. Не концентрируясь ни на чём конкретно, Алекс не пытался направить их в какое-то определённое русло. Он отпустил их. И словно в обмелевшей реке с обнажившимся дном, в его сознании один за другим всплывали вопросы,
