Едва дверь хлопает за спиной, как из припаркованной у самого подъезда тёмно-синей машины с хищным оскалом выходит женщина-птица. Её лицо, как обычно, напряжено, но недовольство и раздражение выражены на нём сильнее, чем когда-либо раньше.
– Надо поговорить, – сходу заявляет Надежда и первой направляется к подъезду.
– Доброе утро… то есть, день.
Алекс набирает код на двери и пропускает её внутрь. Знакомая с детства лестница, ряд почтовых ящиков, разбитое и заклеенное прозрачным скотчем стекло на втором этаже… но как же тяжело подниматься. Честно говоря, Алекс предпочёл бы после возвращения поговорить с матерью без посторонних, но не просить же адвокатшу подождать? Тем более, когда у неё настолько нетерпеливый вид.
«Надеюсь, ничего не случилось?»
Только неприятностей с судом ему и не хватало. Пусть он должен проходить по делу не как обвиняемый, а как свидетель – но кто знает, когда всё снова перевернётся с ног на голову?
На звонок в дверь никто не отвечает. И только нажав на коричневую пипку во второй раз, Алекс вдруг вспоминает, что сегодня воскресенье. И если расписание рейсов не изменилось, мама сейчас за несколько километров от Ярославля…
– Kхм.
Развернувшись и позвонив в дверь напротив, Алекс краем глаза замечает на себе косой взгляд женщины-адвоката. Она выше его на полголовы, квадратные очки сползли на середину длинного носа, и по напряжённому лицу заметно, что Надежда пытается изо всех сил сохранить нейтральное выражение – то ли подражая своему патрону, то ли просто считая это частью своей работы, однако она всё равно выглядит нервной.
Cкрипучие шаги за дверью соседки сменяются не менее скрипучим:
– Хто там?
Алекс встаёт ближе к глазку.
– Любовь Павловна, это Саша. Mама в рейсе, а я ключи забыл…
Только спустя секунд десять с той стороны наконец-то раздаются резкие щелчки замка. Смерив женщину недоброжелательным взглядом, старушка суёт в протянутую ладонь Алекса ключи и, больше ничего не сказав, захлопывает дверь. Однако, кажется, уже этим вечером весь двор и несколько окрестных будут в курсе, что кое-кто завёл себе даму не по возрасту.
Негромко хмыкнув, Алекс пропускает Надежду в свою квартиру.
– Так что случилось? – заглянув в комнату и обнаружив смартфон на столе, он тем не менее направляется на кухню. – Чай? Кофе?.. Компот?
Воды.
Пройдя за ним следом, женщина усаживается на самый край углового дивана и начинает выкладывать бумаги из узкого кожаного портфеля. Алекс ставит перед ней чистую кружку с водой из чайника и, внутренне приготовившись к худшему, обводит эти бумаги внимательным взглядом. Вверх-тормашками разобрать что-то трудно, но даже обойдя стол и взглянув на них уже под правильным углом, Алекс натыкается лишь на колючие заборы канцелярских слов.
– На завтра назначено предварительное слушание, – видя его интерес, приступает к объяснению адвокатша. – Так как ограбление магазина и нападение на тебя входят в состав одного преступления…
– Стоп, – Алекс делает шаг назад и упирается спиной в косяк двери. – Нападение на меня?
– Я собиралась добавить ещё и обвинение в клевете, однако у нас недостаточно доказательств: Стрельцов никогда публично тебя не обвинял, а насчёт подброшенной флешки – нет ни записей с камер, ни отпечатков пальцев, сам же он отрицает, что брал её. А у его брата, естественно, нет никакого желания тянуть за собой старшего или самому признаваться ещё и в этом преступлении – хватает и других обвинений вроде воровства и подстрекательства к групповому нападению. А вот что касается этого нападения – здесь мы уже в полном праве. Хорошо, что тебя сразу отвезли в больницу. Но плохо, что ты поздно сообщил о пропаже своих денег. Вчера я не смогла с тобой связаться, и у нас осталось мало времени, чтобы составить план против возможных действий защиты… а ещё надо перед заседанием успеть забрать освидетельствования из больницы. Без тебя мне их никто не отдаст.
– Хм…
«Итак, значит, отделаться тихой ролью свидетеля не удастся? Но я точно помню, что не подавал никаких заявлений… она сделала это за меня?» – Алекс вспоминает, как подписывал доверенность, передавая Надежде право представлять свои интересы в судебных инстанциях, но тогда он вроде бы ясно дал понять, что не хочет предавать огласке случившееся лично с ним. – «Впрочем, если мне вернут деньги…»
И всё же, если бы Алекс узнал об изменении своей роли ещё вчера, он бы начал яростно протестовать, но сегодня только вытаскивает из кармана урод-паспорт и кладёт на стол.
– Это не проблема, сходи с утра в УФМС, – поморщившись отмахивается от проблемы адвокатша. – Там тебе выдадут временное удостоверение личности, – но по суетливым движениям, и по тому, как она перебирает бумаги, становится ясно, что причина, заставляющая женщину нервничать, пока не вскрылась. – Кстати, если подпишешь вот здесь, я смогу завтра сама съездить в больницу, пока ты решаешь вопрос с паспортом.
Из стопки выдвигается бланк, на котором почему-то уже стоит чья-то печать и подпись. Нотариуса?
«Как интересно.»
– Так значит, будет одно разбирательство? И я буду одновременно и свидетелем и жертвой?..
Всё ещё держа бланк над столом, женщина напряжённо кивает.
– …а жертвой чего именно, я могу узнать?
– Грабёжа и нанесения вреда здоровья с угрозой для жизни.
– Не помню, чтобы был при смерти.
– Травма головы… хоть ты отделался не особо серьёзным сотрясением мозга, всё могло закончится намного хуже.
– И это всё?
Она выдерживает его испытывающий взгляд и снова кивает. То ли Алексу стоит потренироваться в испытывающих взглядах, то ли подозрения действительно беспочвенны… однако жалость, промелькнувшая за стёклами её очков, говорит сама за себя.
«Она знает, но откуда? Вряд ли от Максима или Валерия… Тогда от старика?.. Впрочем, всё может быть намного проще: даже если ей и правда не отдали мои больничные документы, но ведь вполне могли показать.»
– А если в выписке есть что-то ещё, кроме травмы головы?
– Например?
Женщина продолжает изображать неведение. Но Алекс достаточно наобщался с действительно умеющим сохранять невозмутимость адвокатом и его сыном, так что видит её насквозь. И это чуть ли не впервые в жизни, когда Алекс отчётливо осознаёт, что скрывается за притворной маской. И даже, наверное, понимает, почему.
– Например, доказательства, что меня изнасиловали.
Вместо того, чтобы удивлённо взлететь на лоб, брови Надежды сходятся над переносицей, а взгляд опускается на бланк в руке.
– Ты действительно
