Захар сглотнул слюну. Потом, все потом. Сперва дело. Затем оплата. А уже потом и девочки, и шашлык. Сталкеры подошли к проводнику, как его называл Григорий, и попытались завязать разговор, однако тот был встревожен. Жестом заставил их молчать и велел садиться к костру, остальное, мол, позже. Захар хотел было навострить ребят и расставить на позиции, но, вспомнив указания старейшины – «Целиком и полностью подчиняться проводнику», передумал. Наблюдая за ребятами, Захар отметил, что выучка дает о себе знать. Несмотря на то, что пороха они еще не нюхали, на поверхности были два раза и исключительно в целях тренировки, основные навыки уже закрепились.
Антон и Артем расположились напротив друг друга таким образом, чтобы одновременно контролировать и туннель, в который им предстояло отправиться, и проход к станции. Автоматы они держали в пределах вытянутой руки. Разговор вели на отвлеченную тему, при этом перебрасываясь короткими фразами, длинные паузы между которыми использовали для того, чтобы прислушаться к окружающему пространству. Несмотря на то, что оба были взведены, как пружинные чертики в коробочке, они успели как-то незаметно между делом достать из рюкзаков походную утварь, вскипятить воду в котелке и начать гонять чаи. Захар хотел было отчитать молодежь за то, что открыли пакет с сухарями, который он притащил с поверхности, но передумал. До праздников, что ли, продукты хранить? Да и здесь, в метро, эти самые праздники бывают? К тому же молодежь надо было замотивировать. Напомнить, что поверхность – это не только радиация, твари и прочие опасности, но и богатые запасы всякой всячины. Это для рядового жителя Московского метрополитена поверхность – жестокий, не приспособленный для жизни мир, потерянный людьми, а для сталкера он недружелюбный, но справедливый, где внимательность, осмотрительность и прочие сопутствующие ремеслу качества награждаются сполна.
– С поверхности чаек? – Захар заметил проводника, только когда тот присел к костру. А еще старший тройки… Впрочем, по тому, как встрепенулся Антон, чуть не подавившись сухарем, и Артем, потянувшийся к автомату, стало понятно, что это скорее заслуга Виктора, чем оплошность Захара и ребят.
– Местный, угощайся. Грибной, но с травками – вот они уже сверху. – Захар оценивающе рассматривал проводника. Держался тот независимо, но это была не бравада сурового сталкера, повидавшего все и вся, не презрение одинокого волка к овцам, сбившимся в стаю ради выживания, а поведение человека, знающего себе цену.
– Травки не фонят? – спросил проводник, продолжая прихлебывать чай, скорее чтобы начать разговор, нежели из опасений. – Не пристало сталкеру светится на всю округу. Сталкер должен быть каким?
Молодежь, которой адресовался вопрос, с интересом переглянулась.
– Незаметным? – предположил Антон.
– Верно говоришь, а почему?
– Понятно почему, чтобы тварям не попасться, с людьми не пересечься, – стал перечислять Артем.
– И?… – Виктор отправил в рот сухарик.
– …и благополучно хабар добыть.
– А если сталкер хабар не добыл… – Виктор одобрительно кивнул.
– То зря сходил, – закончил Артем.
– Вот тут не прав, – захлопнул ловушку Виктор, – сталкер должен быть незаметным, чтобы остаться живым. При любом раскладе. Добыл он хабар, не добыл – дело десятое. Живой будет, еще сходит. А из любой вылазки прежде всего надо опыт выносить. Опыт – самый ценный хабар. Он везде под ногами валяется. Даже здесь. Только надо уметь его разглядеть.
Захар спрятал улыбку в уже опустевшей кружке. Проводник ему нравился. Такой лишний раз сам не подставится и других не подставит. Заодно и молодежь жизни поучит.
– Согласен целиком и полностью. – Захар отставил кружку. – Будем знакомы. Меня Захар зовут. Это Артем, Антон.
– Виктор, – представился проводник, пожимая протянутые руки.
– Какой расклад? – перешел к делу Захар.
– А расклад у нас такой…
* * *– Вот такой у нас, Юрик, расклад, – несмотря на сказанное, Виктор не выглядел расстроенным. Он отхлебнул из маленькой спортивной бутылки и продолжил бег трусцой.
Семецкий же остановился посреди парка и согнулся, уперев руки в бедра. Для него рассказ Виктора был словно удар в живот, который вышиб из него все дыхание разом. Значит, ядерная война. По всем раскладам аналитиков. Теперь многое в поведении Виктора стало понятным. Не просто прожженный вояка, полковник, помешанный на службе, и даже в свободное от нее время занимающийся то бодибилдингом, то рукопашным боем, то стрельбой в тире, а настоящий специалист своего дела, готовящийся к предстоящей катастрофе.
Юрий не знал, как реагировать на рассказ Виктора. На его планах можно было ставить крест. Семецкий работал в ФСБ, причем именно работал, а не служил, так как был внештатным специалистом – психологом. Местечко было неплохое, но недавний брак, молодая супруга и ее округлившийся за несколько месяцев животик не позволяли останавливаться на достигнутом. И когда он по работе пересекся с Виктором в тот период, когда полковник развелся и начал спиваться, Семецкий понял, что это его шанс изменить не только жизнь полковника, но и свою.
Он вытащил Виктора из депрессии и продолжил с ним неформальное общение, а это было очень нелегко. Полковник обладал тяжелым характером – упрямым, взрывным и импульсивным, имел примитивные приоритеты и по всем признакам был «пограничным» пациентом. Жена ушла от него, потому что Виктор ее бил. А бил он ее потому, что та не желала мириться с его походами «налево». Все же Семецкий терпел. Терпел характер полковника, его издевки над собой, делая вид, что согласен с незамысловатой жизненной позицией Виктора: «Выживает сильнейший». Все ради того, чтобы сдружиться с полковником, пройти аттестацию, получить при его помощи погоны и дальнейшее продвижение по службе. Теперь же получалось, что все зря. Ядерная война, значит.
– Семецкий, еще поживешь или уже загибаешься? – Виктор злорадно улыбался, продолжая бег на месте.
Юрий напомнил себе, что эмоции лишь мешают анализировать ситуацию. Эмоции эмоциями, а что получается в сухом остатке? Дружбу с полковником накануне возможной ядерной войны просто необходимо продолжить. И выгоды из нее можно извлечь даже больше, чем в мирное время. Да и закалять организм тренировками в предвоенное время также необходимо.
– Поживу еще. – Он даже нашел в себе силы улыбнуться.
* * *– Такой вот расклад, – закончил свой рассказ Виктор, завладев пакетом с сухарями и выгребая из него осыпавшийся изюм, – станция у нас глухая, население мизерное. Специализации у станции нет. Свиньи, грибы, прочая лабуда. Все как у всех. Живем только за счет того, что там, на поверхности, место козырное. Рынок рядом, комплекс с магазинчиками огромный, целый торговый городок. Вот и продаем это барахло соседям.
– А ты один на поверхность ходишь? – спросил Захар.
– Один. На станции
