Американский модуль открыл свои двери. Они тоже хотят видеть других людей, ведь так страшно остаться в одиночестве посреди бесконечного черного холодного пространства. Беда у всех одна. И мы не знаем, кто виноват. Какая теперь разница, если кроме дыма и пыли внизу ничего нет? Центр Хьюстона тоже не подает признаков жизни. Мы в одинаковом положении – может быть, вместе нам будет легче что-то придумать? Командир покосился на кобуру на поясе у американца и демонстративно положил свой «макаров» обратно в «аварийку». У нас и так времени мало, незачем ускорять процесс. В отличие от тех, погибших внизу, где смерть пришла неожиданно, мы точно знаем день и час, когда закончатся ресурсы станции. Бортовой компьютер – хороший предсказатель. Сначала иссякнет вода и закончится еда – запас всего на пару месяцев, затем – воздух, точнее, кислород и кассеты регенерации, а потом и топливо. Без топлива станция не сможет корректировать свою орбиту, начнет терять высоту, и через пару лет то, что не сгорит, рухнет на пустую землю, образовав еще одну воронку на поверхности. Хорошо, что мы все это уже не увидим.
День третий…
Эксперименты еще не свернули – наверное, чтобы дать людям иллюзию какой-то цели. Но командир экипажа нас недооценивает. Не знаю, здоровый ли это смех, когда начинают подсчитывать энергетическую ценность протеина в лабораторных животных и растениях. Во всяком случае, люди не падают духом, если еще способны шутить.
Я ничего не записываю на бумагу, просто пытаюсь разложить важные мысли в собственной голове. Только самые важные.
День четвертый…
Нам кажется, что внизу остались выжившие. Конечно, есть дикие места, которые и бомбить-то не собирались. И человек еще не умеет уничтожать планеты.
Серая пелена закрыла Землю. Если где-то еще светятся огни, то отсюда их уже не видно. Эфир молчит… на всех частотах только треск «белого шума». Действительно, если его слушать долго, то начинаешь слышать голоса погибшего мира. Чтобы не сойти с ума, к радиостанции ходим по очереди.
День №…
Я знаю, какой сейчас день, но мне надоело их считать. Говорят, что иногда подсчет превращается в навязчивую идею. Мы ищем у себя и у других признаки ненормальности: все боятся каких-то хитрых синдромов, которыми пугали нас врачи на Земле. Но кроме тоски по дому, общей для всех, не ощущаем ничего. А это не патология – странно, если бы мы не чувствовали ее.
Я знаю, что бортовой компьютер в состоянии рассчитать параметры для посадки, нам это по силам, только никто не думал, что когда-нибудь понадобится. Для этого существовал всемогущий Центр. Никто не сомневается в необходимости, но мы не можем выбрать место. Одни хотят поближе к дому, а другие ищут чистую землю. Чтобы начать все заново? Разве это возможно? Стоит ли совершать посадку вблизи крупного города, где зашкаливает радиационный фон? Или лучше приземлиться в безлюдной тайге, где теперь зима посреди календарного лета? Вопросов у нас много, и мы не знаем, как их решить. В этом нам бортовой компьютер не помощник. Он не предназначен для таких задач.
Назову все-таки. День двадцать седьмой
Я долго ничего не записывал. Трудно передать то, что мы пережили. Но после всех споров наши экипажи решили разойтись. Каждый своей дорогой… У нас три корабля. Два «Союза» и американский Dragon. Грузовой «Дракон» не предназначен для спасения экипажа, и в него сгрузили все самое ценное – документы (результаты экспериментов, схемы станции – это теперь может никому не понадобиться, но все же там наши труды). Рассчитав орбиту, мы решили посадить его в Антарктиде, чтобы потомки, вскрыв капсулу через года, а может, и века, оценили масштаб нашей тупости – достигнув таких вершин, разрушить своими руками все до основания. Оставшееся снаряжение поровну распихали по кораблям. Мы не знаем, куда летят американцы, – они скрыли координаты посадки; честно говоря, нам все равно. Пожав друг другу руки, попрощавшись, расплылись в разные стыковочные узлы. Мы рассчитали посадку в районе Алтая – кажется, в том районе взрывов не наблюдали, а если есть где выжившие, то только в таких глухих местах.
«Союз» отстыковался от МКС. С противоположной стороны от станции отходил второй «Союз» американцев. Я мысленно пожелал им удачи. Что нам делить? Мы теперь не враги – мы пострадавшие. Каждый выживший имеет свое право на удачу, где бы он ни был.
Второй день на Земле
Уже второй… в первый день дел было столько, что сесть и сделать запись было просто некогда. При посадке автоматика сработала штатно, и мы опустились словно на мягкую подушку. Место для посадки выбрали вполне удачно. Долина меж высоких горных кряжей сохранилась так, словно и не было никаких ядерных ударов по всей планете. Небольшая, но быстрая горная речка давала нам питьевую воду, а запасов провианта должно хватить еще на неделю. Но это, пожалуй, и все хорошие новости.
Место абсолютно безлюдное, а нам, как никогда, нужна помощь. Командир очень плох – почти полгода на орбите, несмотря на усердные тренировки, отразились на его здоровье. Он требует длительной реабилитационной программы в условиях высокотехнологических медицинских центров, а у нас из всех удобств только палатка из парашюта да бортовая аптечка. Нам немногим лучше – мы вдвоем с бортинженером еле вытащили его из спускаемого аппарата, после чего целый час обнимали родную планету, не в силах подняться на ноги.
Теперь у нас есть костер и палатка, в которой на куче лапника лежит командир. Я не медик, но, по-моему, у него жар. Когда вытаскивали из корабля, мы его не удержали, и он упал… Космический остеопороз, будь он неладен. Мне кажется, он сломал бедро… Дышит очень тяжело, может, и ребра… Владимир, наш бортинженер, забрал пистолет и пошел вниз по течению реки искать людей, а я остался с командиром.
Третий день на Земле
Владимира нет уже больше суток. Я пускал сигналки, но вряд ли они поднимутся выше окружающих нас гор. После очередной ракеты командир вдруг шевельнулся за моей спиной, чем напугал меня до чертиков.
– Уходи, Юрка, не сиди со мной. Со мной все кончено, я не выкарабкаюсь.
Последние несколько часов он только стонал, не приходя в сознание, а тут… я обернулся от неожиданности и наткнулся на его осмысленный лихорадочный взгляд. Нет, уходить я не собирался. Надо дождаться Владимира, ведь прошло не так много времени, и он не мог нас бросить.
Четвертый день на Земле
Командир опять впал
