Какой еще Орден? Она же просто хорошо вооруженный сталкер-одиночка с полным мешком батареек… Грозное слово, которое со страхом и уважением произносили знающие люди в метрополитене, никак не вязалось с красивым улыбчивым лицом и ненавязчивой болтовней по пути на Боровицкую. Теперь и с фашистами на Чеховской понятно стало: эту свору не испугаешь одним автоматом. Он вспомнил обезличенную угрожающую силу, которая вдруг обрела форму человека в закрытом шлеме, уверенно шагнувшего в проем гермодвери как к себе домой… Значит, сталкера защищала не только собственная боеспособность, за ее спиной незримо присутствовал Орден. Да и сама Сорок Восьмой в случае вооруженного конфликта забрала бы с собой на тот свет не меньше десятка нацистов. А может, и побольше. И в то же время – вдруг Винни-Пух… В голове не укладывалось – поди пойми, где настоящий человек, а где маска. Столько всего нужно было спросить у нее, а он не задал ни одного интересующего вопроса и теперь отчаянно об этом жалел! Сколько же у метрополитена защитников: и Старый, и особист Абрамов, и Сорок Восьмой, а опасностей на всех хватает. И ведь есть еще и армия Ганзы, просто ему не довелось познакомиться там ни с одним человеком. Жаль… Но всему свое время. Ершик не был бы самим собой, если бы не прояснил все до конца:
– Как вы узнали, что надо затормозить? Документ… – Чуть не проговорился и не назвал сталкера «она». Да она и не совсем сталкер. А как назвать? – Человек в черном только потом показал вам документ.
– Ты откуда такой взялся, с Выхино, что ли? Ничего не знаешь и не слышал… Их же за версту видно; вот ты сам мне хоть десяток таких жетонов покажи – не поверю! А эти – оружие на двух ногах, не люди как будто. Редко их увидишь, но иногда вот случается.
Не очень похоже такое описание на Сорок Восьмого, но где-то существуют еще как минимум сорок семь, и они могут оказаться именно такими, как рассказывает водитель дрезины, вряд ли среди них еще много женщин. Она все-таки разведчик, а не боевой сталкер. Наверное, опять повезло, как с особистом Абрамовым.
– А куда столько свинины? – поспешил перевести тему разговора Ершик – хотелось додумать все самостоятельно.
– Надо ее развозить по всей линии, не везде есть свинофермы. – Если так, то это совсем и немного, сколько народу на станциях, всех не накормишь. – А обратно грибы повезу. На Красносельской теплицы есть, слышал?
– И даже видел… – он вспомнил теплицы и бесконечные грядки грибов. Больше всего, конечно, вспоминался прибор ночного видения.
Короткие остановки на станциях позволяли хоть чуть-чуть рассмотреть каждую – после Рейха Красная Линия уже показалась родной и дружелюбной, здесь хотя бы не было видно крюков на потолке и решеток. Подъезжая к Комсомольской, Ершик думал, что если проедет на одну станцию вперед, сможет встретиться еще раз с Майей, девчонка понравилась ему сразу, но увидеться они смогут еще нескоро. Навестить бы Старого, рассказать про сына… Раздумывая о чужих делах, и о своих собственных совсем позабыл. Ну, мама ему сейчас ума вложит! Но чтобы отбить желание путешествовать, надо что-то большее, чем материнский ремень и укоризненный взгляд отца Александра, – впечатлений ему на некоторое время хватит, но надолго ли? Он обязательно еще вернется, чтобы найти отца. Ведь хорошие люди нигде не пропадают, правда?
Анна Калинкина
Хозяин
Старые люди говорили, что метро рядом – километра не будет. Станция Автозаводская. Но туда нельзя. Сначала нельзя было, потому что радиация. А у них ведь сперва никакой одежды нужной не было, так ей рассказывали, – ни намордников резиновых, ни костюмов специальных. Двадцать лет назад, когда Бог решил людей наказать за грехи, некоторые, самые набожные, которые в тот час поблизости случились, успели укрыться в подвале монастыря. От того монастыря, говорили, наверху давно уже только одна стена осталась и церковь, зато внизу были подвалы, и коридор с маленькими каморками по обеим сторонам. Старухи долгими вечерами при свечах рассказывали, что раньше туда нехороших людей сажали и голодом морили, и потому духи этих замученных до сих пор то одному, то другой являются во сне. Те, кто в подвале спрятался, – женщины все больше – думали сначала, что там вскоре и помрут. Мужчины пытались еду наверху добыть, но возвращались не все, и скоро их почти не осталось. А женщины сидели внизу, плакали, молились. И вымолили – пришел к ним человек снаружи. Спаситель. Хозяин.
Он не сказал, откуда он. Просто пришел – в защитном костюме, в противогазе – и посмотрел, как они тут устроились, в подземелье. Посмотрел на исхудавших женщин, бледных детей. И принес им сверху еды. Тогда они на него стали молиться. Так он наведывался к ним иногда, поесть приносил, а потом как-то пришел и насовсем остался.
Ее тогда еще и на свете не было. Она потом родилась, позже, когда Хозяин уже жил с ними, и все говорили, что без него совсем пропали бы. Он заботился о них, ходил наружу, добывал пропитание по окрестным домам. Там, наверху, все равно ведь все умерли, им не надо было уже ничего, так что не грех было и взять. Но и строг был Хозяин – все должны были порядок соблюдать. А порядок он определил такой: когда девушка какая-нибудь подрастала, он ее в жены брал. И должна она была родить ему сына. Если рожала, оставалась женой его. Если дочь на свет появлялась, он меньше доволен был, жену любить переставал. А если женщина родить совсем не могла, ее отдавали Зверю. И правильно – должна же быть хоть какая-то польза от никчемной. Зверь ее съедал и какое-то время никого не трогал, зато защищал их от других тварей, которых полно развелось снаружи. Так Хозяин с ним договорился, сам же и девушек ему отводил. Они сами-то ни этих тварей, ни Зверя не видели, от Хозяина да от других добытчиков только знали про них. Да иной раз слышали, как твари снаружи воют. Говорят, не сразу чудовища эти в городе завелись, а спустя несколько лет после Катастрофы, от радиации и в наказание уцелевшим. Видно, не все еще муки они претерпели, опять поведением своим нечестивым Бога прогневали, плохо молились. И Зверь тоже не сразу завелся. Узнали про него, когда он одну за другой двух девчонок убил в подземном ходу. Ход тот вел то ли к Москве-реке, то ли еще куда, по нему далеко не ходили, боялись.
Хозяин, конечно, не всех девушек в
