Лейтенант покосился на Владлена, у которого действительно был странный бешеный взгляд.
— Ты в бутылку-то не лезь, Равиль. Поймут, что никакой ты не дурачок, и заберут, — наставительно произнёс Ильяс, когда солдаты ушли. — Эх, давно их не было окаянных. На тебе, заявились. Говорят, сюда недавно других солдат пригнали.
— Что мне теперь смотреть, как вас обижают? — нахмурился парень.
— Что со мной случится, Равиль? Даже русские старость уважают, — пожал плечами Ильяс. — Пойду, гляну, как дрова горят.
«Несдержанный он. С крутым нравом. Видать и раньше таким был, а после контузии и подавно. Если пару стопок выпьет, то совсем с катушек слетает. Разрешил выпить с соседом. Так тот ему что-то не то обо мне сказал, а Равиль его чуть не пришиб. Хорошо, я вовремя появился. Эх, Равиль, тяжело тебе будет с таким характером. В одни глаза посмотришь, со страху помереть можно», — подумал Ильяс.
***
Профессор сидел на стуле и пил водку. Он окинул взглядом размалёванную и разодетую дочь, вошедшую на кухню.
— Куда намылилась, курва?! — скривился он.
— На работу, — буркнула Ксения.
— Знаем мы эту работу, доложили уже. И почему тебя, шлюху, Садовский бросил, тоже, — скривился отец.
— Ах, вот так вот, значит, да? Теперь я для тебя шлюха? А что же ты колбаской закусываешь, на мои деньги купленной. Сырок хомячишь и сосисочки каждую неделю. Давай, выкинь теперь всё это. Если бы не я, вы бы с матерью с голоду попухли!
— Лучше бы я сдох, чем узнать, что моя дочь в проститутки подалась. Моя дочь, дочь профессора, позорище, — пьяно промямлил отец.
— Алкаш ты, а не профессор. Профессор, тоже мне, — буркнула Ксения и пошла в прихожую.
Нефёдовы жили в разладе. Глава семейства пил. Супруга его постоянно за это ругала. А дочь вообще делала что хотела. Часто по несколько дней не появляясь дома, с разрешения Агдама, отсыпаясь прямо в клубе. Нефёдова вышла из подъезда, и столкнулась с поджидавшей её подругой.
— Привет, Лен. Чего грустим? — улыбнулась Нефёдова.
— Привет. Достало всё. Все деньги на эту ораву уходят. Младшие вообще обнаглели. То им кассету с новомодной группой купи, то ещё чего. И ведь не понимают, что сейчас не до баловства. Что я тоже молодая и жить хочу. Короче, тут одна бабка комнату сдавать хочет. Дом рядом с клубом. Я уже подписалась, что вдвоём жить будем. Типа две студентки. Берёт она недорого, а на двоих, так ещё дешевле. Ты со мной, или мне другую напарницу поискать?
— С тобой. Батя сегодня узнал, кем я на самом деле являюсь. Вечером матери доложит, и дома цирк с конями начнётся. Мать же у меня из интеллигентов, фиг знает, в каком поколении. Да и батя тоже.
Девушки дошли до остановки, а потом сели в автобус. Люди, ехавшие с ними, вытаращили глаза. Не каждый день увидишь в общественном транспорте девиц в столь откровенных платьях. Стоящий рядом с Леной мужик откровенно облизывался, пялясь на полуголую грудь.
— Эй, придурок, платье мне слюной не закапай, — шикнула Лена.
Вдруг обернулась рядом стоящая дородная мадам, а потом ударила мужика сумочкой.
— Ах ты, кобель проклятый! Куда ты пялишься?! Рядом жена с детьми едет, а он чужие титьки разглядывает!
Чувствуя, что сейчас и им достанется, девчонки со смехом выскочили в открывающиеся двери.
После похорон Садовских Ксения горевала только три дня. Потом беспечно махнула рукой и вернулась к прежнему образу жизни. Встретивший её однажды в клубе Олег Зозуля заявил:
— Проебала ты свою совесть, Ксюха. Хоть бы на сорок дней на могилу пришла. Мы с ребятами были.
— Много ты знаешь об этом. Сам, поди, не белый и пушистый, а Волчара? Чеченец лучший друг, а сам меня трахал только в путь, — скривилась она.
— Это было после того, как он тебя бросил. Так что не передёргивай, Кукла, — хмыкнул Зозуля.
Лена помнила этот разговор, но почему-то было не стыдно. Что она забыла на могиле Владлена? Была любовь когда-то, да вся вышла. Пусть вообще скажет спасибо, что проводить в последний путь пришла.
========== Глава 22 ==========
Ильяс зашёл в комнату Владлена и тронул его спящего за плечо.
— Вставай, Равиль. Пора Намаз совершить.
— Да, дядя Ильяс, я уже проснулся, — тут же открыл глаза парень.
Мужчины расстелили на полу маленькие коврики и, совершив привычное омовение, стали молиться. В соседней комнате молилась жена Ильяса.
Сразу после получения Владленом новенького паспорта, Ильяс сказал ему, что он должен жить по их обычаям:
— На тебе не было русского крестика. Может ты даже мусульманин, Равиль. А даже если и нет, то должен жить по нашим правилам. Я тебя за своего племянника выдаю. Люди узнают, что ты не молишься, и заподозрят неладное, — строго сказал старик.
— Как скажете, дядя Ильяс, так и сделаю, — покорно отозвался Владлен.
Таким образом, уже три месяца Владлен молился вместе с дедом и даже в мечеть с ним ходил. Жители деревни привыкли к немногословному парню с суровым выражением лица и уже не воспринимали его как кого-то чужого. Сам же Ильяс прикипел душой к своему спасённому. Ведь единственный сын Карим с семьей проживал в Америке. Карим был большим ученым, которого в конце восьмидесятых годов переманили большими деньгами американцы. Ильяс тосковал по нему, но был рад, что сына и внуков не коснулись ужасы войны. Теперь же найденный раненый парень стал практически родным. Он взял на себя заботу о стариках и помогал по хозяйству. Подлатал крышу дома, поправил покосившийся сарай. Даже работать в огороде вместе с Фатимой не чурался. Ильяс каждый день молился за названного племянника. Просил Аллаха вернуть ему память. Он думал о том, что возможно парня ждут родители, волнуются. Но также Ильяс понимал, что, в случае чего, ему будет тяжело расстаться с Равилем.
Помолившись, Ильяс поднялся с колен. Следом за ним встал Равиль.
— Сегодня картошку копать будем? Погода вроде позволяет, — спросил парень.
— Пожалуй, так и сделаем. Отдохни ещё немного, и я пойду, полежу, — улыбнулся старик.
Владлен снова лёг на кровать и, к удивлению, быстро уснул. Ему снова приснился страшный сон. Стоны, крики, автоматная очередь. Всё смешалось в какую-то какофонию звуков, резких, пугающих. Силуэты сражающихся на поле брани размыты, как в тумане. Неожиданно раздался резкий хлопок, и произошел взрыв совсем рядом. Владлен заметался по кровати и замычал, зажимая уши руками. Потом он резко подскочил с кровати и сидел, раскачиваясь, всё также обхватив заболевшую голову руками. Казалось,
