— Равиль, — раздался протяжный стон.
Владлен развернулся, мягко высвобождаясь из её объятий.
— Погоди, Мадина, нам нельзя, — нахмурился он.
— Кто это сказал? Кто написал эти правила? Я же живая, Равиль, живая. Вот, послушай, как бьётся сердце, — она положила его руку себе на грудь.
Владлен невольно сжал упругий холмик, а в паху сладко заныло.
— Не узнает никто. Я двери закрыла. Иди ко мне, Равиль, — призывно улыбнулась она.
Владлен не выдержал и, обняв её, полез целоваться. Поцелуй был долгий, страстный, требовательный. Мадина не сопротивлялась, отдаваясь ему во власть всем естеством.
— Только давай проясним сразу, Мадина. Это просто секс. Ты сама этого хотела, — хриплым от страсти голосом сказал парень, оторвавшись от её губ.
— Я не собираюсь женить тебя на себе, Равиль. Просто люби меня. Люби здесь и сейчас, — простонала она.
Владлен нетерпеливо расстегнул на ней блузку, а потом бюстгальтер, из которого выпал блестящий кусочек фольги. Женщина, не желая иметь детей, позаботилась обо всём. Она обняла Владлена и принялась ласкать руками его тело.
— Какой ты красивый, Равиль, и мой. Пусть хотя бы на время, но мой.
Мадина была в восторге. Владлен целовал её грудь, играл с сосками. Руки тем временем тянули юбку вниз. Его действия были умелыми, и дарили такое наслаждение, что Мадина плавилась в его руках. Она стонала, забыв про всё на свете. Владлен тем временем продвигался поцелуями по её телу, продолжая снимать юбку вместе с нижним бельём. Когда это всё оказалось на полу, женщина просто переступила через одежду. Владлен вспомнил, что в предбаннике видел стол. Он подхватил Мадину на руки и понёс туда. Кинув одной рукой фуфайку, висевшую на стене, Владлен бережно положил любовницу на стол. Потом он снова принялся целовать её грудь. Продвинулся ниже и очертил впадинку пупка. Мадина в ответ ласкала его там, где могла достать, но вскоре оставалось только ерошить густую шевелюру. Владлен ласкал её между ног. Сначала она испугалась, ведь её муж никогда не позволял себе делать такого. Но экстаз захлестнул такой волной, что ей было уже всё равно.
Владлен больше не мог терпеть. Он раскатал презерватив, который успел поймать в бане, и вошёл в её жаркое тело. Удовольствие ударило так остро, что Владлену показалось, будто по позвоночнику прошёл ток. Вероятно, сказывалось долгое воздержание. А Мадина в ответ глухо застонала, а затем принялась толкаться навстречу его естеству. Кончили они почти одновременно. Мадина зажимала рот рукой, подавляя рвущийся наружу крик, а Владлен зарычал удовлетворённым зверем.
После Мадина шептала, прощаясь с ним.
— Обещай, что придёшь ночью через три дня. Обещай, пожалуйста. Никто не узнает, Равиль. Это только наша тайна, моя и твоя.
— Хорошо. Я постараюсь прийти, — ответил он, принимаясь её целовать.
Ильяс, увидев Равиля заходящим в дом, провел рукой по лицу. Парень выглядел, как наевшийся сметаны кот. Старик понял, что случилось то, чего он опасался.
— Я не берусь тебя осуждать, сынок. Сам был молодой. Но очень тебя прошу, будь осторожен. Внебрачные связи у нас не приветствуются. Даже если она вдова, а ты холостой, — шепнул Ильяс, подойдя к парню.
— Я буду осторожен, дядя Ильяс, — заверил парень.
— Эх, молодёжь. Давай, мой руки и за стол, — устало вздохнул старик.
========== Глава 23 ==========
За заботами и делами незаметно подошла зима, а там и весна подоспела. Всё это время Владлен занимался хозяйством. Даже зимой дел хватало. У Зармаевых имелись: конь, корова, бычок, небольшая отара баранов, куры и гуси. За всеми требовался уход. А ещё снег расчистить, печь натопить. Всё это Садовский взял на себя, так как на работу устроиться было негде. Зато в свободное время Ильяс обучал парня вождению автомобиля.
— Зрение уже подводит, Равиль. Учи правила дорожного движения, учись водить, а права я тебе сделаю. Свата подключим, пусть помогает, — сказал однажды старик.
Владлен был вовсе не против. Вождение могло пригодиться, потом, когда он всё вспомнит. Но почему-то все боги были глухи к его мольбам, память не возвращалась. Ильяс сказал, что она может и не вернуться. А если он всё вспомнит, то не просто так. Нужен толчок для мозга. Встреча с друзьями или роднёй.
— А если окажется, что я русский солдат? Что тогда, дядя Ильяс? — спросил Владлен.
— Что тогда? Ничего. Домой поедешь, а захочешь, останешься. Прикипел я к тебе душой, да и Фатима моя тоже. Почти год у нас живёшь. Хотя вот что я тебе скажу, Равиль, если ты и русский, то только наполовину, — улыбнулся старик.
Так и жили они втроём. Владлен иногда по ночам сбегал к Мадине. Ильяс догадывался, но не подавал виду.
И вот уже конец мая. Владлен снова вышел в огород. «Травы наросло, нужно бы кусты обтяпать. А пока в хлев загляну», — подумал Владлен.
В калитку зашёл Ильяс, провожавший рогатый скот на пастбища.
— Русские опять по деревне ходят. В доме Исмаила всё вверх дном перевернули. Оружие искали. У Наби, говорят, что-то нашли. Даже к Арсаевым заглянули. У них-то чего искать? В прошлом году дом чуть не крышей на землю поставили. Сам майор приезжал. Чего уж он там искал, не знаю, но не нашёл. Может тебе в подвале пересидеть, — посетовал Ильяс.
— Нет. Найдут, хуже будет. А так, документы на меня есть. И потом, я же шизофреник, какой с меня спрос. Пойду, курей покормлю, да хлев почищу, — беспечно махнул рукой Садовский.
Ильяс поспешил в дом, чтобы рассказать новости жене, а Владлен принялся за работу. Когда он вышел из курятника, то услышал разговор.
— Чего там делать, товарищ старший сержант? По старым данным, в этом доме старики живут и племянник шизофреник.
— Осмотреться всё-таки надо. Жарко сегодня. Пойдём, Синичкин, воды попросим. Красильников, осмотрите соседний дом с ребятами, а мы с Синицей сюда заглянем.
Владлен наблюдал, как двое отделились от группы солдат, а затем зашли в их двор.
— Доброе утро. Воды попить не дадите? — спросил старший сержант.
— Вот — ведро, вот — ковш. Вода чистая, только из колодца принёс, — буркнул Владлен, указывая на лавку у сарая.
Сержант подошёл ближе, и вдруг воскликнул:
— Чеченец?!
— Разумеется. Где ты тут русских увидел? Хотя двое всё-таки припёрлись, мой огород топтать, — ухмыльнулся Владлен.
— Бля, Владленыч, братишка, что за шутки? Ты здесь чего, в плену что ли? А я слышал, ты погиб.
— Вы
