А вот солнечные часы, в форме куба со склоненным циферблатом, расположенные на Южном дворе… Снова зашифрованные в криптограммах письмена, они мелькают так быстро, что не то, что запомнить — рассмотреть невозможно…
Понимание приходит неожиданно, словно подсказывает кто-то невидимый. Это что-то большее, чем обыкновенная крепость, значительно большее.
Темнота наступила так резко, что я даже не успела испугаться.
Резкий, мерзкий запах нашатыря ударил в нос.
— Убери.
В легкие снова стал поступать воздух. Я открыла глаза. Справа на небосводе завис бледный серп месяца. Я хотела подняться, но сил не было.
— Оленька…
Ох, как не понравилось мне такое вступление!
— Я с тобой была! И вообще, мне волноваться вредно!
— Не кричи, лежи лучше спокойно, — скривившись, словно от зубной боли велел колдун, но читать нотации передумал.
Внутри ощущалась пустота и только от правой руки вверх по телу разливалось тепло. Я повернула голову, Ярослав сжимал ладонь, делясь энергией.
— Не надо, я сама.
— А кто-то говорил, что лучше дракона. Нужно научить тебя управлять стихиями, — промолвил он задумчиво.
Убирать руку мужчина не собирался. Поглядел на мои округлившиеся от удивления глаза и улыбнулся:
— Будет меньше времени лазить, куда не просят.
Последнее замечание я пропустила мимо ушей и радостно выпалила:
— Вот, давно б уже так! Спасибо!
В небесной синеве отчетливо выделялись белые барашки облаков, пение цикад убаюкивало и усыпляло, вот только спокойствие было даренным, не моим…
— Я нашла один рисунок, мне показали строительство крепости, ее расцвет, я могла бы узнать еще столько всего, но… Что случилось?
— Эти стены просто очень хотели отыскать хозяйку.
— Нелогично получается, зачем им хозяйка без сознания? — попыталась неловко пошутить.
— Я отпущу руку, и ты почувствуешь, — медленно произнес Ярослав так, словно еще не решил, стоит ли мне это знать. Убирать ладонь колдун тоже не торопился. — Свобода и тоска, память о прошлом, которое невозможно забыть. В древности умели строить так, чтоб помнили, любили, смогли защитить. Они творили для себя и потомков, вкладывали в каждый камешек душу. Крепость спала, наедине со своими надеждами и мечтами. Пространство замерло и ждало, мы его разбудили. Они выбрали тебя и открыли все с самого начала.
— Меня? А ты?
— Мои мысли заняты другим.
— Все равно я ничего не понимаю. Что было дальше?
— Дальше благодаря нити…
Я невольно потянулась к ней и вздрогнула. Связь, соединившая нас, стала крепче, превратившись из тонкой нитки в стальную цепь.
— …сработала защита, отгораживая от прошлого крепости.
— Почему? Я хотела…
— Ты бы смогла остаться здесь навсегда? — резко перебил Ярослав, поставив в тупик своим неожиданным вопросом.
— З-зачем?
— Смогла бы оставить все, что у тебя есть?
— Я не понимаю…
— Потому что по-другому не могло быть. Ты бы увидела много всего, очень много, всю историю от начала и до конца. Обрела знания, но осталась здесь, понимаешь? Потому что просто не смогла уйти. Не смогла бросить это место. Одна против целого мира в надежде вернуть былое. Это земли призраков — мы для них как отблеск надежды. А теперь признайся честно. Ты бы смогла остаться здесь навсегда?
— Нет, не смогла, — произнести эти слова оказалось мучительно сложно. Он знал их наперед.
Я лежала и разрывалась на две части, чувствуя, как к глазам подбираются слезы… Ненавидела и презирала себя. Хотелось выть от безысходности, а еще остановить время и забыть…
Я так вцепилась в его ладонь, что заныли пальцы, но не почувствовала боли. А потом услышала уже хорошо знакомое:
— Мне жаль, что я втянул тебя в это, Ольга.
— Нет, не говори, не надо!
Я смотрела в его глаза, не зная, что в них хочу отыскать. Впервые ничего не боялась, не опасалась. А потом, сама не зная зачем, сказала:
— Просто иногда хочется побыть слабой и не платить за это. Понимаешь? За свою глупость, за свои ошибки.
— Понимаю, — мягко ответил Ярослав и легко подхватил на руки.
— Что ты делаешь? Я сама.
— Не противоречь себе, — неожиданно попросил мужчина. — И не забывай, что можно вернуться.
За дровами отправились драконы. Они нахально толкнули невразумительную теорию о давлении камня на подсознание и улетели. Колдун кричал вслед о времени и штрафных санкциях. Как известно слух у дракона необычайно тонкий, но наша парочка сделала вид, что не услышала. Впрочем, дрова они добыли почти в срок. Когда две связки прутиков разной толщины сложили для растопки, проснулся Александр. Это послужило для Яны с Яшкой поводом вернуться к осмотру территории.
Я устроилась возле костра, тишину нарушало лишь потрескивание пламени. Каждый из нас думал о чем-то своем. Если раньше я ощущала заброшенность, пустынность этого места, то сейчас оно казалось домом. Настоящим, тем, которого, как оказалось, у меня никогда не было. Ветер над нами разбрасывал облака и шептал: «Прости». За что? За то, что я не смогла оправдать надежд? За то, что каждый тянется к теплу?
От крепости, очнувшейся от векового сна, завеса тайны не скрывала наших размышлений. Она хотела помочь, не требуя ничего взамен. Когда бывший пленный коснулся рукой камня, его обдало жаром. Картина прошлого стала доступной для его взора.
Город только-только начинал рушиться. Еще не изменилось русло реки, затапливая нижний, Торговый двор, все башенки высились невредимые, красивые, как на картинке… Но беда уже постучала в двери и вошла, не спрашивая позволения.
Посередине Южного двора кричали от ужаса и боли. Люди метались, нелепо размахивая руками, стремясь потушить, пожирающий их огонь. Однако он только сильнее разгорался. Солнце застилала темная туча — дракон. Взрослый, матерый, со смертельно опасной ношей. Дознаватель был невысоким, коренастым мужчиной. На его лице читалась откровенная скука. Дракон ревел и выплевывал новые сгустки пламени.
В стороне от агонизирующей площади, на выступе застыла настоящая хозяйка огненной твари. Сколько ей исполнилось? Лет сем, не больше. Светло-голубое легкое платье трепетало на ветру. Сама девочка была, как замковые стены, обложенные мрамором, — белая и неподвижная. Слезы градом срывались вниз, губы шептали:
— Я не хочу, прости, я не хочу.
Но судьба не интересовалась ее желаниями. Горела плоть, плавилась листва, маги пытались обуздать дракона, но слишком крепкие щиты возвел дознаватель.
«Прости меня!» — подхватил ветер, сердце зверя обожгло болью, запекло в груди. Прояснились безумные глаза, в них вспыхнула надежда. Окрепла и сменилась жаркой благодарностью.
Как и рассказывала Яна, они ждали смерти, как благословения. Крылья сложились, безжизненное тело полетело вниз, придавливая пламя. Дознаватель не сумел удержать защиту, и чей-то клинок одним выверенным ударом оборвал его земной путь…
Видение растаяло, оставив ноющую боль в груди. Нельзя смотреть в глаза умирающему дракону. И Ярослав, хоть только мельком глянул, побледнел, губы сжались. А куда было смотреть? На обезумивших от боли людей, сгорающих заживо? Или на упавшую с трех метров на камни,