Чертов колокол продолжал полет. Невольные свидетели затаили дыхание и ждали неминуемого «брямц», когда декан кафедры Темных искусств лениво повернулся и выбросил вперед левую руку. Его скорости позавидовал бы любой гепард, а точности броска – кобра. Да что там, движение было настолько смазанным, что я заподозрила мгновенную телепортацию.
Набатный колокол, пойманный в паре сантиметров от цели, в тщетной попытке дотянуться мазнул по воздуху медным язычком, но не преуспел. Потревоженные порывом воздуха подвески возмущенно заколыхались, а я наконец вспомнила, как дышать.
Ветра, если после генеральной репетиции и спектакля все останется целым, то, клянусь, я вот прям с утра пораньше схожу в храм и сделаю подношение.
Пока я давала обещания невидимым богам, спаситель хрустального монстра и моей нервной системы передал Галочке колокол. Та подбоченилась и, помня главное правило спектакля – доигрывай при любом раскладе, пропела лирико-драматическим сопрано:
– Погиб! Погиб геро-о-ой. Не вынес смерти он любимо-о-ой.
Галочка бойко притопывала ножкой в такт песни, напрочь позабыв о длине грязного балахона, зато подол не пожелал быть забытым. В очередной притоп раздалось неминуемое «кхр», и ткань порвалась.
И ладно бы клятый балахон разошелся где-то по шву. Нет! Вопреки всякой логике и законам мироздания ткань поехала снизу вверх, перечеркнув змеящейся линией юбку аж до самого бедра.
– О горе нам. О горе! – допела невозмутимая Галочка и, щеголяя голыми ножками в новообразовавшемся вырезе, степенным шагом полуголой монашки удалилась за кулисы.
У меня задергался глаз.
Почему? Ну почему все так хреново?
Грохоча сапогами, на сцену хлынула переодетая стражей массовка. Впереди, перепрыгивая через тела врагов, под аккомпанемент тревожной музыки бодро скакал Эрг Гай Кьяри. Он уже успел нацепить бумажную корону и накинуть на плечи мантию. Последняя была откровенно коротка и едва прикрывала плотно обтянутые штанами накачанные ягодицы, но иной для такой высоченной туши в гримерке попросту не нашлось.
Обезумевший король весело хохотал, парируя удары, и нарезал круги. Один. Второй. Третий. На четвертый круг этой свистопляски до меня дошло, что некто, не будем называть декана по имени, или чересчур увлекся игрой, или забыл начало реплики. Причем второе вероятнее.
Я уже сама собиралась остановить это безумие, но со стороны черного хода что-то рвануло.
– Олаф! – рявкнула зло.
– Это не я! – раздалось откуда-то с потолка. – Я все еще висю. Вишу… Подвешен.
В доказательство его слов запасные двери, ведущие на улицу, а не в просторный коридор и фойе, полыхнули и вылетели. Пригнувшись, чтобы пропустить над головой горящую створку, я разогнала рукой дым и уставилась на пятерку подозрительных типов.
Ну-с. И кого там нелегкая принесла?!
Первоначальная мысль, что это боевики вновь решили наплевать на расписание репетиций и прорываются в репетиционный зал с боем, развеялась вместе с дымом, едва я присмотрелась к одежде типов. Прокопченная, покрытая пылью и ошметками паутины (и где они только лазали?) черная форма отряда личной сотни короля выдавала мужчин с головой, а надменные взгляды мордоворотов подтверждали причастность к боевой элите не хуже официальных грамот и печатей.
Сребробородый мужчина с нашивкой старшего откашлялся и, видать, проникся великим театральным духом, потому что выпятил грудь и патетично проорал:
– Пришел твой час последний!
Нет, ну как сговорились, честное слово.
– Мужчина, вы нам мешаете, – сказала я строго. – У нас тут, знаете ли, репетиция серьезного мероприятия, а не проходной двор.
Пятерка опешила.
Пользуясь неминуемым замешательством, я мельком проконтролировала процесс тушения выбитых дверей, а потом обрушила режиссерский гнев на Кьяри, замершего в окружении массовки:
– Эрг, сколько можно забывать слова!
– Я, между прочим, декан, – возмутился тот. – У меня, знаешь, сколько под конец года бумажной работы скопилось: контрольные, зачеты, практики, лекции, еще и расписание со всеми согласовать…
– Тебе было дано две недели и восемь несчастных реплик! Как ты завтра выступать планируешь?
Декан невозмутимо пожал плечами.
– Шпаргалку напишу, – сказал он как о чем-то само собой разумеющемся.
Я сузила глаза, старательно сдерживая порыв подлететь и от души пнуть драконище. Нет, ну какой пример он подает моим охламонам! Знала бы, что кое-кто так безалаберно отнесется к своей роли, то попросила бы ректора. Нет, к Белозерскому лучше вообще не приближаться. Обратилась бы к библиотекарям или к персоналу.
– Эй! – вновь обратил на себя мое внимание мужчина. – Мы пришли отомстить за смерть нашего доброго друга.
И почему все приходят только ради мести? Хоть бы кто пирожок принес!
– Господа, здравствуйте!
Откуда-то из задних рядов зрительного зала, точно черт из табакерки, выскочил Григорович, на ходу извлекая из кармана блокнот и кипу бумаг.
– Прошу сформулировать предлог для мести и поставить росписи тут, тут и тут. После чего я проведу собеседование и выдам вам уникальный номерок.
– Зачем? – опешил главарь.
– Очередь, друзья мои! У меня уже целый список жаждущих поквитаться с госпожой Марсией Браун.
Я шутливо раскланялась, наслаждаясь растерянным видом пятерки мстителей.
Идея защитить меня вот таким странным способом принадлежала Эргу. Едва пыль и грязь в зале ковчега улеглась, он заявил:
– Марсия Браун, вы нанесли мне смертельное оскорбление, которое можете смыть только кровью.
Я даже пригорюнилась.
– Эрг, тебя по башке не били, нет?
– По закону о личной вендетте, принятой на материке, я имею право первым вызвать вас на дуэль. Все последующие оппоненты, имеющие к вам претензии, обязаны уступить мне и дождаться поединка или довольствоваться вашей смертью от моей руки. В противном случае их покарает закон… и, – Эрг ухмыльнулся, – драконы смерти.
Пока я стояла с открытым ртом и хлопала глазами, Дуглас радостно вскинул руку и выпалил:
– Чур, я второй!
Третьей в очереди на защиту оказалась Шахра, четвертым явно не из гуманных соображений стал ректор (ветра, как же он орал и возмущался, узнав о наших подвигах), пятым – владыка, шестой – эрешкиль, седьмым – Корсак…
А дальше пошло-поехало.
– Сто сорок девятые! – не то возмутился, не то восхитился пришедший за головой гарпии воин.
– А что делать? – развел руками Григорович. – Я сам семьдесят седьмой. Хех, топорики! Кстати, госпожа Браун, Белозерский велел немедленно вызвать к себе студента Углежа.
– Олаф?! – рявкнула я.
За кулисами что-то с грохотом обрушилось.
Глава 17
Предатель
Репетицию пришлось завершить. У меня дико болела голова и ворчал от голода желудок, но бросать Олафа одного не позволял принцип. Принцип гласил: «Не дам в обиду охламонов». Плюс ко всему я переживала, что грабли ничему не учат, и ситуация с Григоровичем, который подсунул студентам договор, а те подмахнули не читая, может повториться.
К тому же ректор вызвал Олафа. А все знают уровень везучести этого парня.
– Ты точно нигде не накосячил? – уже в третий раз уточнила я, входя в приемную.
– Не больше обычного.
Великие ветра, этот мальчик точно сделает меня седой.
Но в кабинете ректора Академии нас ждал не разнос, а невысокий мужчина с уставшими глазами. Дорогая, но неброская одежда сильно испачкалась
