— Я же обещал с тобой потанцевать, Лука. А слово надо держать, верно? Кстати, а ты держишь слово?
Он повел меня в медленном тягучем движении танца, пристально вглядываясь в лицо. И мне не нравился этот взгляд. А вдруг Рыбальски проболтался инквизитору, и тот начал что-то подозревать?..
— Какой ты красивый… — инквизитор вдруг ласково, но с сильным нажимом погладил меня по щеке, смахнув бородавку. — Почему у тебя фальшивая бородавка, а Лука?
Как зачарованная, я танцевала с Кысеем и не могла отвести от него взгляда. Моей силы воли хватило только мукнуть что-то в ответ и задеть рукой светильник на стене, погрузив часть комнаты во тьму. Но все равно было слишком светло. Инквизитор еще плотнее прижал меня к себе и закружил по комнате, а потом под взвившийся стон бальной музыки резко запрокинул меня, поддерживая за талию. И очки слетели.
— Как странно… — опять выдохнул Кысей и вернул меня в исходное положение. — А почему без очков у тебя такое знакомое лицо, а Лука?
Что же делать?.. Что делать, если нет сил оттолкнуть его, нет сил остановить это странный танец, нет сил остановить время?.. Инквизитор увлекал меня в водоворот танца все быстрее и быстрее, то прижимая к себе, то отдаляя, и в этом кружении удалось ногой зацепить столик и опрокинуть с него еще один светильник. Теперь комнату освещали лишь отблески искрящегося светом бала снаружи. Тьма была моим единственным спасением.
Кысей завертел меня в танце, словно юлу, удерживая сначала за талию, а потом отталкивая от себя и кружа уже за руку. Перед глазами все смазалось. Он опять поймал меня в объятия и притянул к себе так плотно, что опалил дыханием губы и уколол собственным возбуждением. И я уже не знала, чего боюсь больше: того, что мой маскарад раскрыт, или того, что инквизитор воспылал противоестественной страстью к дурачку. Кысей вновь раскрутил меня и послал в оборот, удерживая за руку. Я вскрикнул от острой боли в висках — во второй руке у инквизитора остался мой парик. Коса предательски скользнула на плечи.
— А почему ты носишь парик, а Лука?
Так когда же он все понял? Сейчас или еще раньше? Я отшатнулась от него и отвернула голову, скрывая лицо, но Кысей крепко сжал пальцы на моем запястье, дернул к себе и поддел на мне ремень. Музыка за окном стихла.
— А может ты и не мальчик вовсе, а Лука?
Его ладонь бесцеремонно залезла в штаны и оказалась у меня между ног, и я уже плохо соображала. Просто стиснула колени, насаживая себя, прильнула к Кысею, обвила его за шею и отважилась заглянуть в бездонный бархат его глаз.
— Или мне стоит называть вас Шестой, светлая вояжна Ланстикун? — зло выдохнул он мне в губы.
Вместо ответа я запустила пальцы в короткий ежик его волос и лизнула Кысея в шею, прижавшись к нему еще плотнее. Он вздрогнул всем телом, а я с затаенным восторгом чувствовала его нетерпеливое желание пополам со злостью. Вот только что из них пересилит? И почему все так не вовремя? Если б не дела с императором, я бы с удовольствием спровоцировала Кысю на всякие непотребства…
— Куда вы дели камень? — его голос дрожал от гнева, а рукой он ухватил меня за косу и оттянул голову назад, вглядываясь в лицо.
— Ук-к-к-лал…
— Прекратите паясничать! Камня в усыпальнице нет! Да я могу вас прямо сейчас отправить!..
Но он слишком увлекся, потому и пропустил удар коленом в пах. Я кошкой вывернулась у него из рук и бросилась к окну, успев схватиться за шнур от портьер. Комната погрузилась во тьму. Кысей сдавленно ругнулся от боли, но косы не отпустил и дернул меня обратно. Я стукнула его по колену и подставила подножку. Мы полетели на ковер, длинный ворс которого смягчил падение, и покатились. Я отчаянно вырывалась, царапалась и шипела, но инквизитор не на шутку разъярился, поймав мои запястья и плотно прижав к полу.
— Отвечайте! — прорычал он, нависая надо мной. — Куда вы дели камень? Отдали своему любовнику? Я все знаю!
— Да, любовнику! — выкрикнула я. — Вы же ни на что не способны! Тюльпанчик!..
Я издевательски расхохоталась, запрокидывая голову. Напольное зеркало в тяжелой раме было на расстоянии вытянутой руки. Я вывернула руку и зацепила его, опрокидывая ливнем осколков. Кысей взревел и пригнулся, закрывая нас обоих, а потом его обжигающая ревность захлестнула меня и ослепила. Он рванул на мне рубашку и добрался до ткани, утягивающей грудь. Его руки жадно зашарили по символу на моей коже. Вожделение — его и мое собственное — затопило меня целиком, не оставив места разуму. Я забыла обо всем, хотела лишь одного, боялась другого. Заманить и не спугнуть. Раззадорить, но не перестараться. Соблазнить и не отпустить. Отдаться, но не отдать. Я осыпала его насмешками и изворачивалась в слабом сопротивлении, пока он стягивал с меня штаны. Я не давала ему остановиться, хотя он уже навалился на меня, придавливая и обездвиживая, но я ухитрялась набрать в легкие воздуха и извергнуть новую порцию издевательств. А потом он словно рухнул, войдя в меня одним рывком, таким мощным, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело. Я закричала и захлебнулась криком, подаваясь и выгибаясь навстречу, судорожно сжимаясь вокруг него, до боли внутри, до слез, до стона, до крови с прокушенного языка. Мир перестал существовать, а время остановилось.
Жадная бархатная бездна его глаз пожирает мое сознание. Кысей сжимает мои запястья и двигается резкими толчками, все яростнее и глубже, словно пылающий таран, выжигающий нутро. Я пытаюсь зажмуриться, избежать этого проникающего в душу взгляда, от которого пространство и время рушатся в бездну безумия сплетенных сознаний и тел. И не могу, не могу отвести взгляда! Кысей впивается в мои губы с рычанием, переходящим в хриплый стон, я кусаю его в ответ и продолжаю выгибаться под ударами его плоти, такой разрывающе огромной, каменной, обжигающей… Я исступленно царапаю ему плечи и спину, я задыхаюсь, я умираю от ощущения бесконечной наполненности им, моим цветочком, моим палачом и моим спасителем. А потом он приподнимается и вдавливает меня рукой в грудь, в клятый символ, и испепеляет до основания. Сознание разлетается на осколки и тут же собирается воедино сладкой агонией моего мучителя. Его наслаждение затапливает мой разум, пока
