Но вместо того, чтобы испугаться, я начала заводиться сама. Как всегда — нашел кучу претензий, а возражений не слышит!
— Вы меня притащили в этот извращенный, жестокий мир, где нормальному человеку просто не выжить! Расшатали мою психику до крайности, сделали мою жизнь кошмаром! Мало?!
— Да что ты знаешь о нас и этом мире? — прошипел владыка, снова угрожающе нависнув надо мной. — Что ты знаешь обо мне? Вздрагиваешь при моем приближении, считая меня не то бешеным псом, не то бессердечным насильником, и, как бы я ни старался понять тебя и быть терпеливым с тобой, твое мнение обо мне не меняется. Составила его на основе первого впечатления — и тебе плевать, что ты тогда меня не знала, тебе нет дела до того, что мнение это крайне пристрастное!
— А сами-то чем лучше?! — выплюнула я. — Сочли меня потаскушкой, которая годится только для одного и с радостью будет отдаваться вам за избавление от кочевой жизни, то есть за еду и комнату! Или ты не был пристрастен, Дэмиан? Ты не знал меня, но счел себя вправе решать за меня, где мне быть и что делать, даже что есть и что носить! Тебе нет дела ни до моих желаний, ни до моих стремлений, ни до прошлого, ни до настоящего! Ты хочешь добиться своего, а потом выбросишь меня, как пришедшую в негодность вещь, как… сломанную куклу!
В следующий миг я очень горько пожалела о том, что сказала это.
Впервые увидела, как Дэмиан бледнеет от ярости. Лицо побелело, а в глазах вспыхнуло пламя, быстро заполняя радужку и разрастаясь, пока и белки не заполыхали оранжевым. Он словно превратился в демона огня.
— Дэмиан… — прошептала я, пятясь от него. К демонам гордость, выжить бы… — Извини, я…
В следующий миг меня пришпилили к стене. Совершенно неподвижное, словно неживое лицо с горящими глазами оказалось совсем рядом с моим. Ноздри раздувались при каждом вдохе, и почему-то эта характерно звериная особенность испугала меня окончательно. Я умолкла, затравленно глядя на него.
Будь проклят мой длинный язык. Я когда-нибудь поумнею? Чего стоило молчать как рыба, раз уж я видела, в каком расположении духа пребывает владыка?!
Боги, обязательно поумнею, клянусь вам. Если выживу.
— На каком основании ты пришла к такому выводу? — убийственно спокойным тоном спросил владыка.
Он говорил совсем как Аркаир. Совершенно бесстрастно. Такой тон был совершенно для него не характерен, я привыкла к тому, что Дэмиан вспыльчив, легко загорается… и тут вдруг от него повеяло льдом.
Я молчала, не зная, что ответить. Для меня ответ казался очевидным — и вместе с тем я знала, что любые доводы сейчас разобьются о броню этого ледяного гнева.
Удар элтара ожег щеку. Не легкий, как раньше, а полновесный. Ощущение было такое, словно он мне выворотил челюсть и располосовал кожу.
Но я даже не вскрикнула, только схватилась за щеку, а из глаз покатились слезы.
С убийственным спокойствием он повторил:
— На каком основании ты пришла к такому выводу?
Собрав силы, я кое-как выговорила, хрипя от боли:
— Вы… сделали меня игрушкой… наряжали в непристойные платья… пытались взять силой…
— Раз уж начала вспоминать, вспоминай до конца. Я не общаюсь с игрушками, и тебе это известно, но не раз проводил время с тобой — не в постели, а за разговорами. И поверь мне, если бы я хотел взять тебя силой, я бы давно это сделал! Вместо этого я изучил и учел нормы вашего общества и провел все это время, пытаясь узнать тебя получше и дать тебе узнать меня, чтобы ты наконец перестала меня бояться! Когда тебя боится женщина, которую ты желаешь, это бесит, Дайри! — прорычал он. Это не метафора — из напрягшегося, покрытого вздувшимися венами горла владыки вырывалось низкое, звериное рычание, он и говорил с усилием.
— Вы желали меня только как игрушку… для вас это не чувства, не желание обрести понимание и душевное тепло, разделив свою жизнь с другим существом, а просто интересная игра… — прошептала я. Нормально говорить, когда тебе так сжимают горло, оказалось невозможно. — А все остальное вы делали, чтобы просто привязать меня к себе и заставить пожелать вас в ответ… Вам вообще нет дела до чувств, вы только смеетесь над ними…
Зубы лязгнули, когда он тряхнул меня… как куклу.
Чудом не откусила язык.
— Послушай себя со стороны! — прошипел владыка. — Самонадеянно решила, будто можешь читать в моей душе! Будто видишь меня насквозь! Что ты знаешь о моих чувствах? Что ты можешь о них знать?!
По спине пробежала дрожь.
Оранжевый огонь вдруг угас. Сквозь маску жуткой, пугающей ярости проглянула глубокая, затаенная боль, плеснула из вновь ставших черными глаз, хлестнула в самое сердце. Звериная тоска, волчье одиночество.
Это не было притворством. Я впервые увидела настоящего Дэмиана. Не владыку. Дэмиана. Я отчетливо видела, как его привычная маска дала трещину, я знала, что это правда, что он впервые предстал передо мной таким, какой он есть на самом деле, впервые увидела его сожаление о том, что никто не может и не должен его понимать. Он владыка, он скрывает все неуместные чувства, таит их в себе…
— Дэмиан… — растерянно пробормотала я. — Я…
Он внезапно устало сгорбился, тиски на моем горле разжались. Но глаза так и не стали непроницаемыми. Я впервые видела их такими живыми.
— Я владыка, девочка, — произнес он усталым, но холодным и решительным тоном. — Я не имею права искать у кого-то другого теплоты и понимания, это сопряжено с моим статусом. Я был рожден в мире, где семейный уют ценится очень низко, а положение в обществе — очень высоко. Для управления им нужно забыть о собственных привязанностях и желаниях. Я имею право развлекаться — но если что-то или кто-то станет для меня ценнее того, что я поклялся защищать… меня разрушит сам этот мир. Он не потерпит слабого на этом посту.
Дэмиан вздохнул, затем опустил меня, но не отпустил, а положил руки мне на плечи.
Какими они мне показались тяжелыми в этот миг! Словно он пытался дать мне понять, какое бремя несет каждый день, с насмешливой улыбкой и жестокостью в глазах.
— Все, что у вас считается достоинством — милосердие, терпение, готовность помочь — у нас называется слабостью. Если будешь вытаскивать другого из зыбучего песка — пропадешь вместе с ним, а ему не поможешь. Если отдашь часть воды напарнику, потерявшему свой запас — ни один из вас не дойдет до цели. Попытаешься тащить на себе по скалам сломавшего ногу друга — вы оба умрете, потому что пустыня сначала измотает, а