Холодный взгляд и жесткое:
— Наш мир — живой. Живой и обладает разумом — странным, чуждым, неестественным как для человека, так и для демона. Так же как Седьмой мир… точнее, таким он был — когда-то. Нам повезло больше. Когда сюда пришли эльфы и попытались подчинить себе наши земли и нашу магию… мир стал на нашу сторону, открыв нам свою чуждую и вместе с тем такую понятную природу. Шестой мир — это наше верховное божество. Он выживает все эти сотни и тысячи лет, черпая силу в нас, пока мы черпаем силу в нем. Эльфы едва не убили его, превратив в выжженную пустыню, как Седьмой. С тех пор мир видит в нас своих защитников — и знает, что слабые не смогут его защитить. Поэтому владыкой становится тот, кто сражается яростнее других, кто способен справиться с любыми неуместными чувствами, сильнейший из наследников сильнейших родов. Я знал, на что иду, я хотел этого. Я хотел стать защитником мира, своего народа и других, населяющих наши земли. Власть здесь не дается просто так; все знают, чем для этого придется поступиться. Рагаскес, к примеру — другой. Он всегда предпочитал мечу книги и мечтал не о власти, а о доме, где его будут ждать.
Новая пауза.
— Что до моих чувств… — Дэмиан вдруг вздохнул, и этот вздох лег на душу камнем.
Молчание, во время которого меня начинает колотить дрожь. За несколько минут я узнала о Дэмиане больше, чем за эти три месяца. И меня посетило странное чувство, что я, наверное, не хочу услышать то, что он явно собирается сказать.
— Моей спутницей станет та, кого примет мир, — наконец сообщил владыка. — Та, кто по силе характера не уступит мне. И ею станет чужачка, принадлежащая к одной из самых знатных семей и владеющая магией — после обряда принятия в род, который проходят все иномирки, выходящие замуж за высших демонов. Тогда я буду оберегать ее вместе с миром. Такова судьба моей предполагаемой супруги — выйти замуж за незнакомца и терпеть его вспышки, приступы гнева и холодность. Но выбор делаю не я, понимаешь? Какие бы чувства к кому бы я ни испытывал, выбор будет сделан за меня тем, кто стоит надо мной и подо мной, кто окружает меня каждую секунду, зная каждое биение моего сердца. И я выполню свой долг. Обвиняешь меня в том, что я люблю играть? А что мне остается, Дайри? Искать любовь, зная, что даже если я ее найду, мне никогда не видать той же гармонии, которая царит в любящих семьях? Предлагаешь мне потом спать с женой, зная, что любимая изводится от терзаний? Может еще, представлять на месте одной женщины другую? И так всю жизнь?
Глаза… черные, полные боли… я никогда не забуду этот взгляд.
— И на это все я должен себя обречь, чтобы не задевать твоих чувств? Должен полюбить тебя, искать твоего тепла, чтобы ты подарила мне наконец кратковременное удовольствие и привязала меня к себе, а потом обречь себя и тебя на мучения? Чего ради, Дайри? Я знаю, что такая «любовь» делает с мужчиной — она превращает его в зверя. Демоны любят страшно, Дайри, с болью, с огнем, который сжигает изнутри. И я не желаю этого огня. Но даже если бы я полюбил тебя… через несколько лет у меня появится жена. И ею будешь не ты.
Что-то оборвалось в душе при этих словах. Наверное, потому что это была правда — я всем сердцем чувствовала, что Дэмиан не лжет сейчас, и, разнообразия ради, не играет. Убийственная искренность. Но почему мне так больно слышать эту правду?
Да потому что я все-таки каким-то извращенным образом привязалась к этому демону.
— Ты мне нравишься, — продолжал Дэмиан. — Я не могу относиться к тебе так же, как к другим, это правда. Мне интересно с тобой. Но я не люблю тебя, Дайри. Я не хочу тебя любить.
— Перестань, — помертвевшими губами произнесла я.
— Ты же хотела узнать о моих чувствах. Ты сама подняла эту тему. Прости, если мои чувства резко отличаются от того, что хотело услышать твое женское тщеславие. Имей хотя бы достаточно чести и гордости, чтобы дослушать до конца. — Он вдруг привлек меня к себе, жестко, цепко, но не причиняя боли. В этом жесте не было властности или собственничества, как обычно. Мужчина прижал к себе женщину, которая причинила ему боль и которой он сделал больно в ответ. — Дайри. Поговорим начистоту. Ты необычная, иррациональная и импульсивная. Живая и интересная. Мне с тобой хорошо. И я бы мог тебя любить, но поскольку это повлечет за собой последствия, о которых я упоминал… лучше этого не делать. Моя привязанность у тебя уже есть, большего ты не получишь. А свои мечты о любви оставь в прошлом, девочка. Здесь для нее нет места. Если полюбишь меня — будешь страдать. Если полюбишь другого — будешь страдать вдвойне, я не потерплю, чтобы моя женщина смотрела на кого-то еще. А ты, несмотря ни на что, моя женщина.
— Я не принадлежала тебе, — напомнила я. Губы отказывались шевелиться. На кого-то еще… на Аркаира… нет, нельзя думать о нем, нельзя, от этого почему-то становится еще больнее…
— Ты принадлежишь мне. — Палец владыки вдумчиво очертил контур печати у меня на груди. — Ты моя. Можешь бояться меня, ненавидеть, любить… ничего не изменится. Я — единственный, с кем ты можешь ощутить тепло мужского тела. И если ты не хочешь на всю жизнь остаться старой девой… тебе лучше сделать этот выбор. Здесь другой мир, у этого мира — другая мораль. Прими как данность: у меня есть права на тебя, но у тебя нет и не будет прав на меня.
Я молча смотрела на него, не в силах отвечать. Дэмиан вздохнул.
— Я не буду больше пытаться привязать тебя к себе, Дайри. Ты теперь знаешь всю правду. И если шагнешь ко мне… ты будешь знать, на что идешь. Я могу обещать тебе только одно, — голос изменился вдруг, стал мягче. — Я никогда не оставлю тебя одну. Я буду рядом, когда понадоблюсь. Не придется изводить себя, гадая, не разлюблю ли я тебя, не избавлюсь
