Больно, больно, больно…
— Ты не товар, не бесполезное украшение, не глупая кукла. К тебе я отношусь по-другому, ты и сама должна была это понять. — Вымученный смешок. — Даже Аркаир понял.
Я вздрогнула, услышав имя дворецкого, и, кажется, это не ускользнуло от Дэмиана. Его взгляд стал цепким и настороженным.
— Он что-то сделал с тобой? — спросил он.
Я покачала головой. Вполне себе искренне. Ничего нового он за последнее время не сделал, от старого бы теперь отойти…
— Он меня пугает и сбивает с толку, — опять-таки не покривила душой я. — Я не понимаю его…
— Это нормально, — сообщил Дэмиан. — Его никто не понимает, даже я порой.
— Вы с ним как две стороны одной монеты, — прошептала я. — Только он любит причинять физическую боль, а ты — душевную.
Дэмиан вздрогнул.
Может, он поторопился с выводами о ее влюбленности? Девчонка ведь явно не лгала сейчас… А портрет…
В конце концов, мордашка у дворецкого и впрямь смазливая. Грех не нарисовать. Что ж, заодно и проверим.
— Ты так думаешь обо мне? — вздохнул. — Дайри, в случае с моими игрушками о душе и духовном речь не идет. И мне надоело на тебя давить, если честно. С тобой приятнее иметь дело, когда ты не дрожишь от страха. Ты просила, чтобы я был с тобой честен. Тебе понравилась моя честность?
Презирая себя, я покачала головой.
— Видишь, ты и сама предпочла бы, чтобы я и дальше играл с тобой.
Демон его побери, он прав! Было куда проще считать Дэмиана врагом, коварным и хитрым, желающим лишь одного… вся эта бесстрастная правда и рациональность била куда больнее, чем элтар.
— Можешь не отвечать, я научился понимать тебя по глазам. И знаешь, Дайри… — я молча взглянула на него, чувствуя, как эти самые глаза наполняются слезами. — Я рад, что мы поговорили начистоту, но в будущем этого больше не будет. А если ты снова захочешь моей честности…
Против воли я вздрогнула.
— Вот поэтому я и не люблю, когда Наэ читает в моей душе, — неожиданно произнес Дэмиан. — Ей это причиняет боль. Она думает, я не вижу и не понимаю.
— Я думаю, вам стоит как-нибудь… — я замолчала, поспешно проглотив слова «поговорить начистоту». Теперь, узнав, как выглядит убийственная, безжалостная искренность владыки, я не желала того же другой женщине.
— Что?
— Объяснить ей ситуацию… ммм, помягче, что ли, — все-таки договорила я. — Что вы не черствый и не жестокий, а просто…
— Дайри, — он невесело улыбнулся. — Прости, но я и черствый, и жестокий. Но я такой не потому, что мне это нравится, а потому, что у меня есть на то объективные причины. Я не привык открывать свои чувства кому бы то ни было. И не сделал бы этого сегодня, если бы не разозлился так сильно.
Я молча кивнула, признавая его правоту.
— Больно? — вдруг спросил он.
Я снова кивнула, и глаза неожиданно для меня самой наполнились слезами.
Дэмиан протянул мне вышитый платок… головной шарф из тончайшего кашемира.
— Не хочу портить его… — голос сорвался.
— Бери. Другого нет.
Я вытерла слезы, но сморкаться, конечно, не стала. Мне бы хотелось сейчас прижаться к нему, чтобы снова ощутить его надежную силу… но теперь я не позволяла себе этого. Я не должна больше полагаться на нее, никогда. Не должна нырять в спасительные иллюзии. Эта сила предназначена для другого. Я не имею права посягать на нее.
При мысли о том, что я вернусь в свою комнату и весь вечер буду реветь, вспоминая разговор с владыкой, слезы потекли снова. Я торопливо промокнула их и отвернулась, зная, что мужчины не выносят женских слез.
— Я так понимаю, теперь ты не хочешь даже утешение от меня принять? Или все, или ничего, Дайри?
Гнева в его голосе не было, только усталость. Столь же надломленно я спросила:
— А ты готов мне его предложить?
Ответом были руки, легшие на плечи и потянувшие спиной назад. Затем он без труда перехватил меня, устроил у себя на коленях, прижал мою голову к своему плечу. Я покорно приникла к нему. А в душе неожиданно промелькнула мысль, что я хочу к Аркаиру. Положить голову к нему на плечо — вот так же, и сидеть, столько, сколько понадобится, для того, чтобы мне стало легче. К его силе, уверенной и холодной, я могла прикоснуться… Только вот странности, недавно появившиеся в наших отношениях…
Пожалуй, я понимала, почему Дэмиан не хочет любить. Если я и без любви успела испытать столько боли… а любовь для демона и есть боль… наверное, я бы тоже предпочла оградить себя от этого.
Ему ведь хочется искреннего желания, а не любви. Пожалуй, не его вина в том, что мы, женщины, редко способны отделить одно от другого…
Слезы потекли снова, по совершенно непонятной для меня причине.
Сильная рука погладила по голове.
Я противоречу самой себе. Только что твердила себе, что не должна полагаться на его силу — и впитываю исходящее от него тепло, уже не понимая, хорошо мне или стало еще хуже.
— Ты здесь так давно, — произнес Дэмиан. — Многое пережила… но я впервые вижу, как ты плачешь вот так — чисто по-женски, а не от боли или злости.
— Нравится? — глухо спросила я.
— Ты красива, когда в твоих прозрачных голубых глазах блестят слезы. А вот твоя боль… от нее я не испытываю ни малейшего удовольствия.
Я уткнулась лицом ему в грудь, стиснув зубы, учащенно дыша, чтобы сдержать новый поток слез.
Поймала себя на том, что мне все-таки нравится его запах. Соль, которую греет пламя…
Переставая соображать, что делаю, прижалась крепче, прикрыв глаза, обессилев от пережитых волнений.
— Хочешь пойти к себе? — тихо спросил Дэмиан, коснувшись губами моего уха. Обжигающее прикосновение — особенно с учетом холода, воцарившегося в душе после нашего разговора.
По телу пробежала невольная дрожь.
Я не владела собой. Я совершенно не владела собой. Все чувства спутались, истинное лицо Дэмиана оказалось слишком пугающим и завораживающим.
Мне стало страшно.
Он легко поцеловал меня за ухом. Я вздрогнула, хотела отстраниться, но вместо этого почему-то чуть склонила голову набок, позволяя ему пройтись по шее огненными губами.
Никакого внутреннего протеста. Словно его жестокая искренность отбила что-то в душе, какой-то важный ее участок, отвечающий за адекватную оценку происходящего. Я не знаю, какой орган отвечает за мораль и есть ли такой вообще, но если есть, то сейчас он попросту заледенел.
— Я хочу к себе, — кое-как произнесла я.
На самом деле идти не хотелось. Во мне проснулось какое-то слепое любопытство. Чего я сопротивляюсь, на самом деле? Что это изменит? Раньше или позже, итог
