Смотрит на него с мольбой. Ну чего ты хочешь, сирена? Ты хотела убрать отсюда Дайри, ты своего добилась…
— Дэмиан, я не могу видеть тебя таким… Пожалуйста… Что я могу сделать? Чем хоть как-то могу смягчить?..
— Я уже раз пять велел тебе уйти. Советую послушаться, тогда и смотреть на «такого меня» не придется. Со мной все в порядке.
Сирена, не выдержав, вскочила на ноги.
— Да какое в порядке, Дэмиан?! Ты сам не свой! Сидишь тут который вечер в темноте, прижимая к себе ее шарф! Толком не ешь, не спишь!
Он перевел взгляд на ткань, которую по-прежнему сжимал в кулаке. Проклятье. Совсем забыл.
Подбородок сирены задрожал, но после всего услышанного это уже не могло его разжалобить.
— Наэ, уйди. Ты добилась цели, Дайри исчезла, и я тебя поздравляю с этим. Наказывать тебя я не в настроении. Считай, что я все простил в приступе благодушия.
Но она его удивила.
Стиснув дрожащие губы, Наэлели подошла и внезапно, размахнувшись, отвесила ему пощечину.
— Ты идиот, Дэмиан! Сколько еще будешь бегать от самого себя?!
Голова мотнулась вбок, щеку обожгло — несильно, но достаточно, чтобы он потрясенно замер, не веря в случившееся. А сирена, прежде чем он успел прийти в себя и хоть что-то сказать или сделать, притянула к себе, заставив уткнуться щекой в грудь.
Вспышка боли была обидной и недолгой. А вот глаза начинало щипать все сильнее.
— Убирайся, — хрипло приказал он.
— Нет.
— Не заставляй повторять! — Дэмиан попытался отстраниться, но она не позволила, вцепившись ему в плечи.
— Нет!
— Оставь меня, Наэ!
— Нет!
Вцепилась в него клещом, не позволяя отстраниться.
Больно. Больно прижиматься к ней. Больно от того, с каким отчаянием она держится за него, не позволяя податься назад.
Больно от ее проклятого сочувствия!
И в груди словно лопнула какая-то привязь. Волна вязкого отчаяния поднялась откуда-то изнутри, прошла по горлу, обожгла гортань.
На сухих, воспаленных глазах выступила горячая влага.
Не хватало еще…
Рванулся прочь, намереваясь вытолкать сирену взашей.
— Уйди, Наэ!
— Нет!!!
С неожиданной силой нажимает на затылок, обнимает за шею, заставляя остаться на месте. И срывающимся голосом произносит:
— Я все слышала! Я знаю, как тебе ее не хватает! И ничего не могу сделать! Ты скучаешь по ее компании, по ее голосу, даже по тем неприятностям, которые она доставляла! И никто не может тебе ее заменить! Сидишь тут по вечерам в одиночестве, не спишь по ночам, почти ничего не ешь… Ты похудеть успел, Дэмиан! Долго еще ты будешь отрицать очевидное?! Сколько места она занимала в твоей душе, если тебе так плохо без нее?!
…Много. Слишком много. По смуглым щекам стекли две горячие капли.
Горло сдавило рыданием.
Эта близость сломала последний барьер.
— Какого Дьявола вы все так хотели убрать ее от меня подальше?! — сдавленно прорычал он.
И сирена дрожащим шепотом произнесла:
— Причины были разные… но в основном потому, что ей не было здесь места, Дэмиан. Ты отказывался слышать то, чего не хотел слышать. Идя по этому пути, ты бы убил в ней ее саму и все равно не был бы счастлив. Ты привязался к ней и так бесился из-за этого, что превратил ее жизнь в ад. Ты же видел, к чему привело твое упрямство, видел ее пустые глаза… Поэтому Аркаир так и поступил.
Дэмиан замер.
Ее пустые глаза. Не из-за Аркаира. А из-за него. Из-за того, что он затеял этот фарс со сменой хозяев. Нет, раньше… Из-за того, что сделал ее игрушкой. Из-за того, что притащил ее в этот мир, не считаясь с ее желаниями. Он хотел развлечься… и что из этого вышло?
Все это — из-за его любви к жестоким играм с чужими сердцами. Он проиграл самому себе.
Из груди вырвалось глухое рыдание. Дэмиан уткнулся в лицом в плечо сирены, стискивая ее в объятиях так, словно в этом мире осталась она одна, и если он ее отпустит — потеряется в руинах былых заблуждений. Он пытался взять себя в руки, но не мог.
— Мы все так усердно притворялись, да, Наэ? — выдавил он между резкими, судорожными всхлипами. — Друг перед другом, перед самими собой… И чем это кончилось?! Уже ничего не исправить… И от этого больнее всего…
Сколько он так просидел, Дэмиан и сам не знал.
Выплеск лишил его последних сил, и он наконец уснул в кресле, по-прежнему прислоняясь к ней.
Наэлели осторожно заставила его откинуться на мягкую спинку. Подняла белый шарф, которой он выронил, обнимая ее.
Зажмурилась.
По щекам потекли безмолвные слезы.
Сама, своими руками причинила ему столько боли…
Не она одна, конечно, но все же…
Проклятие, он ПЛАКАЛ…
Единственный, кого она любила, был влюблен в другую… и ей пришлось самой указать ему на это обстоятельство.
Слезы обжигали щеки. Наэлели прикусила губу, с трудом сдерживая рыдания.
Но ее слова хотя бы заставили эти чувства вырваться на поверхность. Теперь они постепенно потеряют остроту. Ему станет хоть немного легче.
А значит, стоило пройти через этот ад.
Дэмиан был прав. Они сами виноваты.
Наэлели вытерла слезы, открыла шкаф, достала плед, осторожно, стараясь не разбудить, укрыла демона. Ласково коснулась дрожащей ладонью его руки, лежащей на подлокотнике… и вздрогнула, когда теплые пальцы внезапно сжались. Торопливо перевела взгляд на измученное, осунувшееся лицо…
Он по-прежнему спал.
Его до такой степени допекло одиночество?
Наэлели всю ночь просидела на полу у кресла, держа его за руку, и ушла только перед рассветом.
Дэмиана что-то разбудило. Он открыл глаза, потер их… веки оказались непривычно сухими и припухшими. Воспаленными.
Уснул в кабинете?
Дожили…
Вздрогнул, осознав, что сжимает пальцы так, словно только что держал кого-то за руку.
Кого?..
Вчерашнее нахлынуло лавиной.
Проклятье…
Закрыл лицо руками.
Будь он проклят, если в своей жизни ввяжется еще хоть в одну игру с чужими чувствами!
Хорошо, что свидетельницей его позора была только Наэлели.
Вспомнились слова о предательстве, за которое она просила прощения.
…Какое это предательство с твоей стороны, малышка? Я предал сам себя! А если бы Дайри осталась здесь — предал бы из-за нее весь этот мир. Потому что она была для него слишком чуждой, а я…..Ты права, Наэ. Сколько можно себе врать?…Я был влюблен в нее. Но это пройдет. Дэмиан точно знал, что это пройдет. Он откажется от поисков, отпустит Дайри так же, как это сделал Аркаир, потому что его ждут обязанности перед миром, которыми он начал пренебрегать. Боль скоро пройдет.
А вот у Аркаира вряд ли. Когда демон готов ради любви пожертвовать этой самой любовью… Это страшное чувство, которое сжигает душу дотла.
…Пожалуй, мне его даже жаль. На душе, к его некоторому удивлению, стало немного легче из-за принятого решения. Дэмиану по-прежнему было плохо, боль и тоска
