Я сцепила ладони на затылке и произнесла заклинание. Крест развязал шпагат, развернул сверток. Внутри находились бинт и длинная широкая лента, пропитанная коричневой мазью и покрытая вощеной бумагой.
Док снял бумагу и взял ленту за концы. Я монотонно бубнила заклинание. Мазь послушно размягчилась. Сильно запахло мускатным орехом.
Крест приложил ленту к ране. Она тотчас прилипла, по поврежденным мышцам распространилась приятная прохлада, сменившаяся теплом. Боль начала стихать.
– Так-то лучше, – пробормотала я.
Док принялся накладывать повязку.
После долгого рабочего дня нормальный, казалось бы, парень притопал в такую даль ради встречи со мной. Зачем? Любопытно, каково это, приползти домой, валясь с ног от усталости, и, вместо того чтобы зализывать раны в темноте и одиночестве, обнаружить в квартире его? Например, на диване. С книгой. Наверное, он отложит ее в сторонку и скажет: «Рад, что ты, наконец, вернулась. Кофе?»
– Почему ворон? – его рука погладила татуировку на моем плече.
– В честь отца.
– А подпись? На кириллице, если не ошибаюсь? – ладонь продолжала ласкать кожу.
– Да.
– И что она означает?
– Дар Ворона. Я – отцовский дар.
– Дар кому?
– Об этом, мой добрый док, побеседуем позже.
– Ворон, держащий окровавленный меч, – задумчиво протянул он.
– А никто и не говорил, что дар – благой.
Закончив бинтовать, Крест критически осмотрел повязку.
– Ты понимаешь, что такие штуки ненадежны? – В голосе прозвучала укоризна.
– Одиннадцать из двенадцати срабатывают так, как надо. По-моему, шансы куда выше, чем получить оргазм при свидании вслепую, а ведь некоторые женщины уповают на нечто подобное.
Прищурившись, он тихо засмеялся.
– Никогда не могу угадать, что ты скажешь в следующую минуту.
– Я и сама не могу.
Он встал, обнял меня. Такой теплый… Я с трудом удержалась, чтобы не прижаться к нему.
– Голодная?
– Как ворона на свалке.
– Еда, наверное, уже остыла.
– Без разницы.
Он поцеловал меня в шею. По телу, до самых кончиков пальцев, пробежала горячая волна. Я повернулась лицом, и он поцеловал меня вновь, уже в губы. Господи, как я устала… Захотелось прильнуть к нему, повиснуть у него на руках.
– Пытаешься воспользоваться беспомощностью раненой обнаженной женщины?
– Точно, – шепнул он в самое ухо, притягивая к себе. – Как безнравственно.
«Пожалуйста, не отпускай».
И о чем я думаю? Неужели настолько низко пала? Вздохнув, я мягко его оттолкнула.
– Надо закончить дела. Вряд ли тебе захочется на это смотреть.
– Может, потом закончишь? – прошептал он, не прерывая поцелуй.
Почему-то я не вырвалась, а, напротив, прижалась к нему плотнее. Было одно желание: обнимать его, вдыхать его запах, ощущать его губы, целующие мои… А тем временем отрезанная башка упыря теряла последнюю магию, и все шло к тому, что мы с Дереком зря проливали кровь.
Бедный перевертыш.
– Погоди, – поморщилась я. – Потом будет поздно.
– Работа в первую очередь? Понимаю.
– Сегодня, а вовсе не всегда.
– Тогда я хочу посмотреть.
– И напрасно, поверь мне.
– Это часть твоей жизни. Я хочу ее узнать.
Зачем ему?
Пожав плечами, я направилась в спальню и оделась.
Крест за мной не пошел.
Я водрузила на кухонный стол большой серебряный поднос с четырьмя ножками дюйма в три высотой.
У Грега был превосходный запас трав и снадобий. Смешав необходимые ингредиенты в нужных пропорциях, я высыпала пахучий сбор на поднос: он полностью запорошил металл.
Крест наблюдал, устроившись на стуле в углу.
Открыв сумку, вытащила голову упыря и водрузила эту красоту с обрубком шеи на поднос.
– Что за тварь?
– Вампир.
– Я видел фотографии. Кровососы выглядят иначе.
– Просто этот жутко старый. Ему, наверное, лет двести. Посмертие вносит определенные изменения в анатомию. Некоторые проявляются быстро, прочие постепенно. Чем старше тварь, тем явственнее изменения. И длится такая трансформация бесконечно. Уродство, так сказать, в процессе вечного становления.
Однако меня тревожил тот факт, что двести лет назад, когда процветало технологическое общество, никто и слыхом не слыхивал ни о каких вампирах.
Ни мой опыт, ни образование не давали убедительного объяснения этой загадке, и потому я просто решила не думать о проблеме.
Я взяла неглубокую стеклянную форму для лазаньи, подставила ее перед подносом и налила в нее две кварты глицерина. Прозрачная вязкая жидкость, поколебавшись, успокоилась. Я достала из ножен метательный кинжал.
При виде черного лезвия док усмехнулся:
– Ого.
– Ага.
Работенка предстояла неприятная, да и магией подобной я пользовалась нечасто. Что-то во мне упорно восставало против нее. Полагаю, отголоски отцовских наставлений или мои собственные соображения о мире и своем месте в нем.
Голова, можно сказать, настаивалась на травах. Правда, еще полчаса, и ее можно будет выбрасывать.
Я уколола палец острием ножа. На коже выступила яркая капля. В ней пульсировала магия.
Я прикоснулась пальцем к травам.
Кровь служила катализатором магии, переплавляя и придавая новую форму естественной силе сухих растений. Она потекла вверх по обрубку шеи, по капиллярам, заполнила мертвый мозг, насытила отжившую плоть. Я дотронулась до кожистого валика на лбу вампира, оставляя кровавый отпечаток и посылая новый импульс.
– Проснись!
Веки поднялись. Мерзкая пасть раскрылась, невероятно растянувшись, и беззвучно захлопнулась.
Крест сверзился со стула.
Упырь, не мигая, уставился на меня широко открытыми глазами.
– Где твой хозяин? Покажи мне его.
Темная магия хлынула наружу, затопив комнату. Раздулась, злобная и яростная, будто дикий зверь, готовый напасть. Крест в углу ахнул.
Голова затряслась. Глаза вылезли из орбит. Длинный черный язык вывалился из безгубого ящероподобного рта. Серповидные зубы впились в него, но крови не было.
Язык похабно подергивался. Я надавила собственной силой на тягучую некромагию.
– Покажи мне своего хозяина!
Белки глаз вампира побагровели. Две струйки крови потекли из того, что прежде было слезными протоками.
Она закапала на поднос, смешавшись с кровью, хлеставшей из обрубка шеи. Зловонная консистенция пропитала травы и, наконец, пролилась на глицерин, расплываясь на его поверхности уродливыми черными пятнами. А затем там проступило изображение. Я увидела искаженную, но вполне узнаваемую картинку: руины небоскреба с круглой эмблемой «Кока-колы», полупогребенной под обломками.
Юникорн-лейн.
Вечно Юникорн-лейн.
Голова дернулась.
Череп треснул, как яичная скорлупа. Кожа на морде начала отваливаться, повисая рваными полосами. Сквозь трещину в черепе виднелся желеобразный мозг. Кухню наполнила гнилостная вонь. Я нахлобучила на голову упыря два пакета для мусора и перевернула поднос, отправив туда и башку, и травяной сбор.
Завязав пакеты, я сунула «отбросы» в угол.
Кровь и глицерин превратились в какую-то пакость, которую я спустила в унитаз.
Крест потер лоб.
– Я тебя предупреждала.
Он кивнул.
Вымыв руки до локтей ароматным мылом, я вернулась в гостиную, по пути взглянув на Дерека. Он спал как младенец. Я села на диван, откинулась на спину, закрыла глаза.
Нормальному мужчине можно и проваливать.
Я сидела и отдыхала. Желание близости прошло, теперь страсть казалась чем-то бесплотным, призрачным, как полузабытый сон.
Послышались шаги. Крест сел рядом.
– Вот чем ты занимаешься?
– Ага.
Несколько секунд мы сидели молча.
– Пожалуй, я смогу к этому привыкнуть.
Я открыла глаза и внимательно посмотрела на него. Он пожал плечами.
– Смотреть во второй раз мне вряд ли захочется, но привыкнуть я смогу, – повторил он и уперся локтями в колени. – У тебя когда-нибудь было так, что встречаешь кого-то и чувствуешь… Нет, не получается объяснить.
