Одноклассники смотрят на меня, как на настоящую королеву Елизавету, перенесшуюся из прошлого. И внезапно я ощущаю себя настолько красивой и сильной, будто кровь королей действительно течет по моим венам. Я больше не Клоунесса.
– Королева Мария умерла, – говорит Анджела. – Да здравствует королева Елизавета!
Пришла моя очередь. Я закрываю глаза и делаю такой глубокий вдох, сколько позволяет корсет, а затем поднимаю голову и смотрю на класс так, словно здесь собрались мои подданные.
– Милорды, скорбь о сестре наполняет мое тело, – говорю я с идеальным британским акцентом. – А бремя, которое легло на мои плечи, внушает растерянность, но я понимаю, что всего лишь творение Божье, должное повиноваться его воле, поэтому не стану противиться судьбе, а лишь от всего сердца пожелаю получить его помощь и благодать, пока буду служителем его небесной власти на полученном мною посту.
Все молчат. Я кошусь на Кристиана, который смотрит на меня так, будто видит впервые. Наши взгляды встречаются, и на его лице появляется улыбка.
И внезапно я чувствую запах дыма.
«Не сейчас», – прошу я, словно видение – это человек, который может меня послушаться. Заготовленные слова вылетают у меня из головы. А перед глазами проступают очертания деревьев.
«Пожалуйста, – в отчаянии молю я. – Уходи».
Но все бесполезно. Я оказываюсь в лесу с Кристианом. И смотрю в его золотистые глаза. На этот раз он находится так близко, так невероятно близко, что я ощущаю аромат его чудесного мыла и мужественности. Стоит мне протянуть руку, как я коснусь его. И мне этого хочется. Не думаю, что хоть раз в жизни мне хотелось чего-то так же сильно. Но еще я ощущаю, как во мне разрастается настолько сильная и мучительная скорбь, что на глаза наворачиваются слезы. Я почти позабыла об этом чувстве. Опустив глаза, я вижу, что Кристиан держит меня за руку, сжимая ладонь своими длинными пальцами. Его большой палец скользит по моим костяшкам. Я потрясенно втягиваю воздух.
Что это значит?
Я моргаю и вновь оказываюсь в классе. Все это время я смотрела на Кристиана. Кто-то хихикает. И все выжидающе смотрят на меня. Я чувствую, как от Анджелы исходят волны напряжения. А также начинающейся паники. Она с самого начала предлагала мне дать листочки с текстом. Может, это была не такая уж плохая идея.
– Ваше величество? – зовет меня мистер Эриксон.
И я неожиданно вспоминаю следующую строчку.
– Не стоит унывать, – быстро говорю я, не в силах оторвать взгляд от Кристиана.
Он улыбается мне, будто мы разговариваем наедине.
– Я знаю, что у меня тело слабой и немощной женщины, – продолжаю я. – Но у меня сердце и чрево монарха.
– Ура, ура! – выкрикивает Анджела с широко раскрытыми золотистыми глазами. – Да здравствует королева!
– Да здравствует королева! – повторяет мистер Эриксон, а за ним и весь класс.
Мне остается только улыбаться. Анджела, обрадовавшись, что моя роль выполнена, приступает к рассказу о подробностях правления Елизаветы. Теперь, как она заговорила, моя задача лишь стоять и демонстрировать свою красоту. И постараться успокоить свое колотящееся сердце.
– Конечно, долгое время чуть ли не вся Англия пыталась отыскать подходящего мужа для Елизаветы, – говорит Анджела и косится на мистера Эриксона, словно он должен подтвердить ее правоту. – Все сомневались, что она сможет править самостоятельно. Но королева оказалась одним из лучших и самых почитаемых монархов в истории. Во время ее правления наступил «золотой век» для Англии.
– Да, но разве она не умерла девственницей? – спрашивает Такер от двери.
Анджела готова к этому вопросу. И тут же начинает рассказывать о королеве-девственнице и о том, как Елизавета использовала этот образ, чтобы сделать ее статус незамужней девы более привлекательным.
Такер ухмыляется и прислоняется к задней стене.
– Сэр Такер, – внезапно перебиваю я Анджелу.
– Да?
– Полагаю, вам следует говорить: «Да, ваше величество», – говорю я своим самым надменным тоном.
Я не позволю ему издеваться надо мной перед всем классом.
– Да, ваше величество, – саркастично отвечает он.
– Вам стоит следить за своими словами, мистер Такер, ведь за это легко можно попасть в тюрьму.
Он усмехается и смотрит на мистера Эриксона.
– С чего это она мне приказывает? Правитель этого класса Брейди.
– Сегодня она королева, – откидываясь на спинку стула, говорит мистер Эриксон. – На твоем месте я бы послушался ее совета.
– Можно лишить его титула, – предлагает Брейди, явно не переживая из-за того, что я захватила его трон. – Сделай его крепостным.
– Да, – поддакивает Кристиан. – Пусть станет крепостным. Это самая ужасная участь.
Бедного крепостного Кристиана уже несколько раз убивали на уроках истории Британии. Помимо того, что он погиб от Черной чумы в первый же день, он умирал от голода, ему отсекали руки за кражу буханки хлеба и его на потеху затоптала лошадь хозяина. Поэтому сейчас он Кристиан Пятый.
– А можно вообще от него избавиться. Бросить в лондонский Тауэр. Или приказать четвертовать. Или растянуть на дыбе. Или применить раскаленную грушу[26], – с улыбкой говорит мистер Эриксон.
Трудно не восхититься учителем, который предлагает смерть через применение раскаленной клизмы.
– Думаю, нам следует проголосовать, – говорю я, равнодушно глядя на Такера и вспоминая, как он чуть не сжег меня на костре, словно ведьму.
Месть сладка.
– Все, кто за смерть еретика сэра Такера, поднимите руку, – тут же предлагает Анджела.
Я оглядываю класс и вижу поднятые руки. Все «за». Кроме Такера, который стоит у дальней стены, скрестив руки на груди.
– Значит, смерть через применение раскаленной груши, – объявляю я.
– Сейчас запишу! – радостно восклицает мистер Эриксон.
– Раз вопрос решен, – пристально глядя на меня, говорит Анджела, – позвольте мне рассказать вам о поражении испанской армады.
Я бросаю торжествующий взгляд на Такера. И вижу, как один уголок его губ поднимается в полуулыбке. А затем он кивает мне, признавая свое поражение.
Очко присуждается Кларе. Вперед, девочка!
– Что это было? – шипит Анджела, когда мы идем в туалет после урока.
– Ты про историю с Такером? И не говори. Чего он все время ко мне цепляется?
– Нет, я про то, как ты отключилась посреди речи, заставляя меня краснеть перед классом.
– Прости, – говорю я. – У меня было видение. Как долго я не реагировала?
– Секунд десять. Но это были самые долгие десять секунд в моей жизни. Я уже подумывала дать тебе пощечину.
– Прости, – повторяю я. – Но это зависит не от меня.
– Я понимаю. Все нормально.
Мы врываемся в женский туалет и заходим в кабинку для инвалидов. Анджела расстегивает платье, а когда я выбираюсь из него, развязывает корсет. Я тут же вздыхаю от облегчения
