– Я – это я.
Он усмехается. А затем берет кухонное полотенце и показывает мне. На белой махровой ткани виднеется ярко-алая кровь.
– По крайней мере, можно не сомневаться, что в твоих венах течет кровь, – говорит Такер. – А это уже что-то. Значит, ты не так уж непобедима, верно?
– Верно. – Мой ответ наполнен таким количеством сарказма, который мне удалось отыскать. – Ты что думал, я – Супергерл? И уязвима только для криптонита?
– Я уже и не знаю, что думать.
Он с трудом отводит взгляд от кухонного полотенца и снова смотрит на меня.
– Ты не… обычная девушка, Клара. Ты пытаешься притвориться ею, но у тебя не получается. Ты говорила с медведем-гризли, и он послушался тебя. А птицы все время следуют за тобой, как в каком-то диснеевском мультике, и какое-то время после твоей поездки в Айдахо-Фолс Венди казалось, будто ты опасаешься, что за тобой кто-то или что-то следит. У тебя прекрасно получается все, за что бы ты ни бралась. Ты катаешься на лошади так, словно родилась в седле, а впервые встав на горные лыжи, съехала со склона, как бывалый спортсмен. К тому же ты прекрасно говоришь на французском, корейском и бог знает еще каких языках. А вчера я заметил, как на солнце сияли твои брови. Да и двигаешься ты настолько изящно, что не верится, будто ты простой человек. Словно ты… нечто большее.
Сильная дрожь сотрясает мое тело с ног до головы. Такер сумел собрать воедино все факты, но еще не разгадал, кто я на самом деле.
– А ты не думаешь, что всему этому есть рациональное объяснение? – спрашиваю я.
– Если учесть все, что мне известно о твоем брате, то единственное, что приходит в голову – ваша семья участвует в каком-нибудь секретном правительственном эксперименте по скрещиванию генов человека и животного, – говорит он. – И сейчас вы прячетесь от ученых.
Я фыркаю. Это было бы забавно, если бы правда не была еще более странной.
– Ты же понимаешь, насколько безумно это звучит?
Вновь повисает тишина. А затем Такер вздыхает.
– Понимаю. Это и правда безумие. Но мне кажется… – Он замолкает.
И в этот момент выглядит таким несчастным, что мое сердце щемит в груди.
Ненавижу собственную жизнь.
– Все в порядке, Такер, – ласково говорю я. – Просто у нас выдался безумный день.
Я тянусь к его плечу, но он качает головой. А когда открывает рот, чтобы что-то сказать мне, сетчатая дверь открывается, и в дом входят мистер и миссис Эйвери. Они громко разговаривают, чтобы предупредить нас о своем появлении.
– Ох, что случилось? – спрашивает миссис Эйвери, заметив кучу бинтов и тюбик с мазью на столешнице.
– Я порезалась, – быстро отвечаю я, избегая взгляда Такера. – Ваш сын учил меня потрошить рыбу, и у меня соскользнул нож. Но все в порядке.
– Это хорошо, – говорит миссис Эйвери.
– Отличная рыба, – хвалит нас мистер Эйвери, заглянув в раковину, где лежит большая радужная форель. – Ты поймала ее сегодня?
– Нет, эту вчера выловил Такер. А та, что он поймал сегодня, лежит там…
Такер указывает на холодильник. Мистер Эйвери смотрит на него и одобрительно присвистывает. – Нас ждет прекрасный ужин.
– Ты уверен, что хочешь именно рыбу на свой день рождения? – спрашивает миссис Эйвери. – Я могу приготовить тебе все, что захочешь.
– Сегодня твой день рождения? – выдыхаю я.
– Неужели он тебе не сказал? – смеется мистер Эйвери. – Сегодня ему исполнилось семнадцать. Уже почти мужчина.
– Спасибо, папа, – бормочет Такер.
– Не стоит благодарности, сынок.
– Почему ты мне не сказал? Я бы купила тебе подарок, – тихо говорю я.
– Ты сегодня и так его сделала. Ты подарила мне жизнь. Знаете, что произошло? – говорит он чуть громче, чем обычно. – Сегодня мы наткнулись на медведицу с детенышами на гребне холма у залива Колтер-Бей. И Клара спела ей, чтобы она ушла.
Мистер и миссис Эйвери с ужасом смотрят на меня.
– Ты спела ей? – повторяет миссис Эйвери.
– Вы бы слышали, как ужасно она поет, – сказал Такер, и все рассмеялись.
Они решили, что он шутит. Я тоже выдавливаю улыбку.
– Да. Я ужасно пою, – соглашаюсь я.
После того, как мы съедаем пожаренную миссис Эйвери рыбу и мороженое на десерт, Такеру вручают несколько подарков. Большинство из них не для него, а для его призового коня Мидаса[35], на котором он участвует в родео. Забавная кличка, не правда ли? А затем мистер Эйвери хвастается тем, что Такер на Мидасе способен вывести из стада одну-единственную корову.
– Большинство лошадей для подобных соревнований обучают профессионалы, и они стоят более сорока тысяч, – говорит он. – Но не Мидас. Такер воспитывал его сам еще с тех пор, когда тот был жеребенком.
– Ничего себе.
Такер выглядит смущенным. Он потирает затылок, как делает всегда, когда ему дико неловко от того, куда зашел разговор.
– Жаль, что я не бывала на твоих соревнованиях, – говорю я. – Держу пари, на это интересно посмотреть.
– Уверен, в этом году у тебя будет такая возможность, – говорит мистер Эйвери.
– Классно! – восклицаю я, поставив локоть на кухонный стол и опустив на руку подбородок, после чего широко улыбаюсь Такеру. Я понимаю, что мне не стоит дразнить его. Но надеюсь, что если стану вести себя как обычно, то его подозрения рассеются.
– Пошли в сарай, покажем Мидасу его новую уздечку, – говорит Такер.
Он уводит меня из дома в сарай. Как только мы заходим в стойло, конь тут же подходит к нему, настороженно навострив уши. У Мидаса шкура красивого коричневого цвета и большие понимающие карие глаза. Такер поглаживает его морду, а затем надевает новую уздечку, которую подарили родители.
– Ты должен был мне сказать, что у тебя сегодня день рождения, – говорю я.
– Я собирался, но потом нас чуть не съел гризли.
– Да уж. А как же Венди? – спрашиваю я.
– А что с ней?
– Ну у нее ведь тоже день рождения. Я худшая подруга на свете. Надо было отправить ей что-нибудь. Вы уже обменялись подарками?
– Пока нет. – Такер поворачивается ко мне. – Но она уже сделала мне самый прекрасный подарок.
От того, как он на меня смотрит, по коже бегут мурашки.
– Какой?
– Тебя.
Я не знаю, что на это ответить. Это лето оказалось совсем не таким, как планировалось. Я не должна сейчас стоять посреди сарая с голубоглазым ковбоем, который смотрит на меня так, словно собирается поцеловать. И мне не следует желать этого поцелуя.
– Что мы делаем? – спрашиваю я.
– Морковка…
– Не называй меня так, – дрожащим голосом говорю я. – Это
