Я тихо спускаюсь вниз. Джеффри оказался прав. Мамы нет в комнате. Я направляюсь к кухонному столу и пишу ей записку: «Мама, мы с друзьями поехали встречать рассвет. Вернусь позже. Сотовый взяла с собой. Клара».
А затем выхожу на улицу.
В этот раз меня охватывает нервозность, но Такер ведет себя как обычно, словно ничего не изменилось, и я невольно задаюсь вопросом, а не показалось ли мне вчера возникшее между нами напряжение. Я расслабляюсь только после того, как мы погружаемся в нашу привычную болтовню. Его улыбка заразительна, но он сидит слева от меня, и мне не видно его ямочку на щеке. Такер едет так быстро, что я хватаюсь за ручку над дверью, когда он сворачивает к Гранд-Титон. Миновав главные ворота, мы мчимся по пустой дороге.
– И что сегодня за день? – спрашиваю я.
– Ты о чем?
– Ты сказал, что сегодня особенный день.
– О. Я чуть позже расскажу тебе об этом.
Мы подъезжаем к озеру Джексон. Припарковавшись, Такер выпрыгивает из машины. А я жду, пока он обойдет капот и откроет мне дверь. Я уже почти привыкла к его джентльменским замашкам и даже начинаю считать их милыми.
Он смотрит на часы.
– Нам придется поторопиться, – говорит он. – Рассвет через двадцать шесть минут.
Я наклоняюсь и затягиваю шнурки на ботинках. А затем мы отправляемся в путь. Когда мы углубляемся в лес, Такер идет впереди, а я следую за ним.
– Какие предметы ты будешь посещать в следующем году? – спрашивает он через плечо, пока мы поднимаемся на холм по другую сторону от озера.
– Те же, что и все, – отвечаю я. – Высшую математику, углубленный английский, политологию, французский и физику.
– Физику?
– Ну, мой папа – профессор физики.
– Серьезно? Где?
– В Нью-Йоркском университете.
Он присвистывает.
– Довольно далеко отсюда. Когда твои родители разошлись?
– С чего это ты стал таким болтливым? – слегка резковато спрашиваю я.
Почему-то мне неуютно рассказывать что-то столь личное о себе. Словно стоит мне начать, и я уже не смогу остановиться. И я расскажу ему все: об ангельской крови, которой в маме аж половина, а во мне всего четверть, про мои видения, силы, предназначение и Кристиана. Вот только что будет потом? Он в ответ просто расскажет мне о родео?
Такер останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Его глаза блестят от озорства.
– Мы должны разговаривать, чтобы отпугнуть медведей, – говорит он намного тише, чем раньше.
– Так дело в медведях.
– Им не нравится громкий шум. Мне бы не хотелось наткнуться на гризли.
– И мне тоже.
Он снова отправляется в путь.
– Может, лучше ты расскажешь мне, что случилось с твоим дедушкой и из-за чего твоя семья лишилась ранчо, – выпаливаю я, прежде чем он успевает вновь вернуться к расспросам о моей семье.
Такер не сбавляет шага, но я практически чувствую, как он напрягается. Вот мы и поменялись ролями.
– Венди сказала, что именно поэтому ты ненавидишь калифорнийцев. Так что же произошло?
– Я не ненавижу калифорнийцев. Это же очевидно.
– Ух, какое облегчение!
– Это долгая история, – говорит он. А мы уже почти пришли.
– Как скажешь. Прости, я не хотела…
– Все в порядке, Морковка. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, но не сейчас.
Мы замолкаем, а через мгновение он начинает насвистывать. И нас обоих это вполне устраивает. Вот только отпугнет ли это медведей?
Несколько минут мы поднимаемся по крутому склону, пока не оказываемся на вершине. Небо окрашено серыми и бледно-желтыми цветами, и на нем выделяются клубки ярко-розовых облаков, зависших прямо над вершинами Титона. Эти величественные пурпурные горные короли пронзают небосвод на самом горизонте. У их ног застыло кристально чистое озеро Джексон, в котором отражается эта великолепная картина.
Такер смотрит на часы.
– Восход через шестьдесят секунд. Мы как раз вовремя.
Я даже не пытаюсь отвести взгляд от гор. Я никогда не видела чего-то столь внушительного и красивого. И в этот момент я чувствую необъяснимую связь с ними, чего не испытывала раньше. Словно они живое существо. От одного взгляда на зубчатые пики на фоне неба меня охватывает умиротворение, какое бывает, когда смотришь, как волны набегают на берег. У Анджелы есть теория, что ангелов привлекают горы, потому что здесь земля ближе к небесам и их разделяет лишь тонкая полоса воздуха. Не знаю, так ли это. Но от одного взгляда на них мне хочется расправить крылья, чтобы посмотреть на землю с высоты птичьего полета.
– Началось.
Такер разворачивает меня туда, где солнце поднимается над далекими, менее знакомыми горами. Мы здесь совершенно одни. И солнце встает только для нас. Как только оно поднимается над вершинами, Такер медленно разворачивает меня обратно к хребту Титон, который переливается миллионами золотых искр в глади озера.
– Ох, – выдыхаю я.
– В такие моменты начинаешь верить в Бога, верно?
Я удивленно смотрю на него. Он никогда раньше не упоминал Бога, хотя я знаю от Венди, что семья Эйвери ходит в церковь почти каждое воскресенье. Но я бы никогда не подумала, что он религиозен.
– Да, – соглашаюсь я.
– А ты знаешь, что название хребта переводится как «грудь». – Уголок его рта приподнимается в озорной улыбке. – А Гранд-Титон означает «большая грудь».
– Как мило, Такер, – усмехаюсь я. – Но я знала это. Я же уже три года учу французский. Думаю, французские путешественники просто давно не видели женщин.
– А мне кажется, они решили пошутить.
Несколько минут мы стоим бок о бок и в полной тишине смотрим, как солнце все сильнее освещает горы, заигрывая с ними. Легкий ветерок развевает мои волосы, и теперь они касаются плеча Такера. Он смотрит на меня. А затем сглатывает. По-моему, он собирается сказать что-то важное. И сердце тут же подскакивает к горлу.
– Я думаю, ты… – начинает он.
Но тут позади нас раздается какой-то шум в кустах. Мы поворачиваемся.
И через мгновение на тропу выходит медведь. Его массивные плечи подсвечивают лучи восходящего солнца, когда он замирает и смотрит на нас. А следом из кустов вываливаются два детеныша.
Это плохо.
– Не беги, – предупреждает Такер.
Да это невозможно. Мои ноги просто примерзли к земле. Краем глаза я вижу, как Такер медленно снимает рюкзак с плеча. Медведица пригнула голову и угрожающе сопит.
– Не беги, – повторяет он, на этот раз громче. Я слышу, как он пытается что-то нащупать в своем рюкзаке. Может, он хочет чем-то ударить медведицу?
Она смотрит на него. И