— Нет, — сказал Тави, — это закон абсолютного неравновесия: закон всеобщей победы или всеобщего поражения. Если кто-то делает что-то плохое, то он проигрывает, и вместе с ним проигрывают и все остальные. И наоборот, если кто-то делает нужное и хорошее дело — выигрывает не только он, но и вообще все люди. Твой отец делал не то, и сначала было плохо вашей семье, а теперь и ему тоже плохо… Мы словно бы все время говорим об этом. Вот Экватор — пример общего дела во благо. И таких примеров тысячи. Все, чего добились люди — это такие примеры. И почти все, что люди потеряли — результат чьих-то ошибок, халтуры, слабоволия или злых намерений.
— Кроме цунами, — вставил Хинта.
— Потому о нем и любят вспоминать: большая беда, которая оставляет совесть многих чистой. Им кажется, что все, о чем они мечтали, что начинали делать до этого события, было правильным, но цунами роковым образом оборвало их начинания. А на самом деле, ровно половина их дел закончилась бы ничем. Только тогда виноваты были бы они сами. А так виновата стихия.
Когда они покидали лагерь, тот как раз начинал просыпаться. Сонные и похмельные люди, только сейчас выбравшиеся из своих палаток, немного удивленно смотрели вслед маленькому детскому отряду, целенаправленно уходившему на север. Площадь вокруг мемориала и уходящая в море каменистая коса были совершенно пусты: только мусор на песке да темные ожоги на камнях. Сейчас, под лучами веселого утреннего солнца, руины старого Шарту выглядели даже более мрачными, чем вчера, при свете ритуальных огней.
— Духи действительно были здесь, — сказал Тави, — но понимаешь это только, когда чувствуешь их уход.
В начале пути они по большей части молчали. Разговор у них начался лишь тогда, когда они поднялись на скалы с северной стороны разрушенного поселка.
— Я вчера вечером, и потом ночью, много думал о вещах золотого уровня, — сказал Тави. — Помнишь, Ивара говорил нам, что чего-то не хватает, что есть вещь, которую мы упускаем? Я вспоминал слова того человека, пленника, кажется, его называли «хромец из Джатурана»…
— Свидетельство о котором оставил тот нехороший литский историк.
— Да. Так вот, если я ничего не перепутал, то хромец из Джатурана говорил, что золотые вещи бывают двух принципиально разных типов: изначальные — маленькие волшебные вещи повседневного обихода, и созданные — большие и сложные машины серебряного уровня, прошедшие модернизацию через соединение с одной из изначальных вещей.
— Вроде все так.
— Но здесь загвоздка: эта классификация не сходится с тем, что нам известно! Вечный Компас и Аджелика Рахна — две вещи золотого уровня, которые мы взаправду держали в руках. Они не такие огромные и не такие сложные, как модернизированная техника серебряного уровня, но не такие обыденные, как расческа или перстень. Они словно бы посередине, в то время как хромец из Джатурана говорил только о двух невероятных крайностях…
Они восходили все выше. Старая тропа пробиралась среди скал и каменистых осыпей. Слева громоздились исполинские валуны — нерукотворные монументы эпохи ледника, справа был обрыв, а под ним полудрагоценным камнем сверкала бухта — средняя между той, на берегу которой стоял старый Шарту, и той, которая омывала подножие Экватора. Вода отражала и передавала все цвета неба, а изогнувшийся полумесяцем красно-серый каменистый пляж казался ржавой оправой, специально подобранной, чтобы своей неотесанной грубостью подчеркнуть красоту заключенного в нем сокровища.
— И вот я подумал, — продолжал Тави, — что вижу два пути для разрешения этой загадки. Первый путь: предположим, что у нас в руках вообще нет вещей золотого уровня, что мы их не знаем, что мы принимаем за них вершину древних технологий серебряного уровня.
— А второй?
— Можно предположить, что сила золотого семени с веками как бы зачахла. Оно не может больше обращать большие вещи серебряного уровня и не может больше создавать полностью волшебные предметы. Предел его возможностей сузился, и теперь оно обращает лишь маленькие предметы серебряного уровня. Именно с ними мы и сталкиваемся на нашем пути.
— Это сходится! Ведь хромец из Джатурана был археологом. Он жил за несколько веков до нас и говорил про те вещи золотого уровня, которые уже в его эпоху были древними. Возможно, он описывал далекое прошлое этих вещей.
— Возможно. Но и первый предложенный мною путь имеет право на существование. Да, очень хочется верить, что держишь в руках великое чудо. Но ведь мы можем ошибаться, и эти приборы могут лишь казаться нам чудом. Все же, они — техника, и ничего волшебного на наших глазах не сделали. Ты, конечно, в технике разбираешься лучше меня. Но если эти вещи не волшебные, а технические, если они просто следующий уровень техники, то, вероятно, они совсем не то, о чем говорил хромец из Джатурана.
— Нет, не думаю. Есть какое-то пороговое различие между самим устройством этих вещей. Внутри Аджелика Рахна я вижу такие детали, о существовании которых нельзя узнать на школьном уроке роботехники. Он иной. Поэтому я верю только во вторую из твоих гипотез…
Их разговор продолжался еще около получаса. Чем дальше они уходили от лагеря, тем уже и хуже становилась тропа. Когда стоял старый поселок, здесь ходило множество людей, но за прошедшие десятилетия этот путь пришел в полное запустение; паломники приезжали в мемориальный комплекс лишь раз в год, и очень редко кому-то из них приходило в голову прогуляться в направлении Экватора. Этот край юрисдикции Шарту, с севера ограниченный Стеной, а с востока — морем, был, наверное, самым удаленным от пустошей и, в то же время, самым пустынным. Цунами отвадило людей селиться у моря, скалы и валуны не оставляли места для фратовых полей. В результате, тропа постепенно растворялась в рельефе — ее засыпало песком, загромождало камнями, вымывало дождем. В какой-то момент мальчикам пришлось сделать крюк. Они штурмом взяли небольшой перевал, прошли по дну скального разлома — и неожиданно достигли цели своего путешествия: скалы расступились, по правую руку снова стало видно море, все в волнах, увеняанных белыми бурунами. В километре впереди, огромный, как никогда, воздвигся Экватор. Они стояли на возвышенности, но Великая Стена все равно была выше. Она уходила вдаль, через весь мир — гигантский мост, преодолевающий сушу и океаны. Берега раскинувшейся внизу лагуны были покрыты желто-зеленым песком, состоящим из оксида
