— Малолетки, — нарушил тишину Круна, — до чего же вы двое бесполезны. Я велел искать. А вы торчите здесь.
— Ты тоже, — ответил Тави.
— Кто-то должен оставаться с раненым.
— Посмотри на него. Он не шевелится, не дышит, не страдает. Ничего не изменится, если ты уйдешь.
— Не перечь мне! Я все делал правильно. А ты — нет. Из-за тебя погибли мои друзья. Ты вместе с улипо-другом и его улипо-братом должен был держать для нас открытый шлюз. Ты это сделал? Нет. Ты ждал, пока омар не начнет нам стрелять в спину.
— Все было не так. Кифа не говорила нам, что мы должны заранее открывать шлюз. А когда стало горячо, мы его открыли раньше, чем первый из вас добежал до двери.
Круна до этого сидел у Дваны в изголовье, но теперь он нервно встал.
— Вы его открыли слишком узко. Мы не могли вбежать в двери быстро.
— Двери клинило. Кроме того, если бы мы их открыли настежь, то омар смог бы простреливать все пространство шлюза. И тогда мы бы все лежали сейчас там мертвые, а ты не имел бы возможности бросать обвинения мне и Хинте в лицо.
— Как же это? Как? Как же так выходит, что мы были в одном месте, но помним разное? Кто мешал вам выбрать шлюзовую камеру в стороне? Но нет, вы, двое мелких придурков, стали открывать именно ту, которая была ровно напротив коридора. Если бы вы настежь открыли ту, из которой коридор не просматривается, то сейчас еще десять человек были бы живы!
— Возможно, и так. Но когда мы начали ее открывать, омар еще не появился. Мы даже не знали, от какой опасности вы все бежите.
— Возможно, и так, — писклявым голосом передразнил Круна. Он полукругом прошел мимо Тави, потом назад. Хинта видел, что Круну начинает трясти. Его плечи дергались, он напрягал руки и ноги, слегка подпрыгивал, пританцовывал. Усталость не брала его, адреналин не гас в крови.
Где-то в глубине склада с грохотом упали ящики.
— Нашел! — крикнул Хорда.
— Ну так неси сюда, — приказал Круна, и снова повернулся к младшим мальчикам. — А когда все началось, в первые минуты — что вы там устроили? Побежали на улицу. Кифа кричала вам, чтобы вы этого не делали. Но нет, надо было устроить геройский подвиг. Хотели кого-то впечатлить, придурки?
— Я хотел спасти человека, — сказал Тави. Хинта еще не произнес ни слова за все время перепалки.
— Спас? — издевательски спросил Круна. — Вы двое задержали нас всех. Мы бы могли уже бежать к своим скафандрам, если бы не этот ваш идиотский жест. И теперь, когда я говорю «ищи лекарство», ты стоишь здесь, опухшее, тупое, литтаплампское маменькино ссыкло! Ты так же на сцене гумпрайма торчал. Не знаю, чего ты там хотел.
Он повернулся и резко, двумя руками, толкнул Тави в грудь. Тави упал на спину. От падения он не пострадал, и сразу снова сел.
— Не смей меня трогать, — сказал он с пола.
— Что? — переспросил Круна. Тави не ответил, и Круна переключился на Хинту.
— А ты? Ты чего тут расселся?
— У меня на руках брат, — сказал Хинта. — Я занят.
— Улипкой своей занят? Нянчишь слюнявого омареныша, когда рядом умирает нормальный человек?
— Двана уже умер.
— Встал, — рявкнул Круна, — приказ выполняй!
Хинта ощущал, как Ашайта с каждым новым выпадом Круны все сильнее цепляется за него. Ашайта знал этот голос. Круна дразнил его всю жизнь, издевался над ним из года в год. И сейчас больной мальчик был напуган даже сильнее, чем десять минут назад, когда они бежали по озаренным огнем улицам.
— Замолчи, — глядя на старшего подростка, произнес Хинта. — Ты мне не командир. А за брата я в ответе.
— Ищи аптечку! — заорал Круна.
Сердце Хинты постепенно ускоряло свой бег. Он почувствовал, что может сейчас заплакать. Нет, ему не было так страшно, как на улице. Но и мужества он в себе тоже не ощущал. С ним творилось что-то странное: боль, много боли; она, как кислота, разъела все на своем пути, просочилась через все поры души и тела. Хинта чувствовал себя слабым: боль изнутри растворила, растравила все, чем он был.
Тысячу раз он уводил брата прочь. Тысячу раз он вытирал ему слезы. И тогда он обещал себе, что отомстит. В тот день, когда они впервые встретились с Иварой, Хинта сказал Тави правду: он хотел убить Круну. Всю жизнь он ждал такой ночи, такой темноты, такого огня, такого разрушенного мира. И вот это время и место настало, все это было вокруг. Людей убивали. В поселке творился хаос. Уже не было ответственности, уже не стоило ждать. Сам шериф сейчас ходил по улицам с руками по локоть в крови и добивал выстрелами в голову тех, кто не захотел ему подчиниться.
Хинта смотрел на Круну и ощущал у себя внутри страшный, влажный разрыв. Его мысли спутались. Но сейчас ему и не нужно было думать. В нем заработала программа, которую он закладывал в себя из года в год. Он создал эту ситуацию не сейчас — он продумывал ее часто, и она выросла в нем, как какой-то фантом, как видение будущего. Он представлял свою месть разными способами, мысленно разыграл эту сцену на каждой из улиц Шарту, в каждом из помещений школы, в каждом из домов, где бывал. Он ошибся, и в то же время был прав. Он никогда не представлял, что это будет здесь. Но все, что он видел здесь, все вещи вокруг него — все они казались
