— Когда-то я был не один. Под моим руководством работала группа из нескольких энтузиастов — мои друзья… Шесть лет назад они предприняли экспедицию сюда. Их лагерь был на гребне Экватора.
Теперь уже Фирхайф подался вперед.
— Было бы куда удобнее работать на поверхности земли, но нам не дали разрешения на деятельность за границами Литтаплампа. Они отправились без меня. Я был в то время в городе — тщетно пытался достать денег на наши проекты. А они работали здесь, с недостаточным снаряжением, зачастую игнорируя технику безопасности…
— И что-то случилось.
— Да. Было несильное землетрясение. Я думаю, их завалило в скальной каверне или у входа в какое-нибудь древнее техническое сооружение — такие иногда встречаются вдоль Экватора. На следующий день их лагерь разграбили — по официальной версии, бродяги, живущие у стены Экватора. Но, случайно или нет, эти нищие люди в своей жадности уничтожили последние следы, по которым я мог бы… Я собрал спасательную экспедицию, и мы работали две недели. Ни людей, ни тел… Они просто исчезли. И уже на пятый день бездарных поисков я знал, что однажды мне придется сюда переехать, чтобы закончить дело и, возможно, найти их.
— Так это и был Ваш вопрос? То, о чем говорил Хинхан? Вы хотели узнать, что я помню?
Ивара коротко кивнул; но Хинта вдруг понял, что учитель очень взволнован. Для него это был не просто ребус, это была его жизнь, запутавшаяся, истерзанная, разрушенная, его боль, ключи от врат склепа его друзей. Он не играл, как мог бы играть в эту игру Хинта, но рисовал ее карту, как бритвой, по собственной коже.
Фирхайф открыл рот, чтобы сказать что-то еще — вероятно, что-то предельно важное. Однако в этот момент двери палаты открылись, и в них без всякого вежливого предупреждения вошла мать Тави. Это произошло настолько неожиданно, что даже на лице Тави не отразилось ничего, кроме удивления — он просто не успел возродить в себе тех раздражения и неприязни, которые она в последнее время вызывала в нем.
— Что ты здесь делаешь? — прямо и ошеломленно спросил он.
— Зашла, — будто бы удивляясь его вопросу, ответила Эрника.
— Сейчас не часы посещения! — взвился Тави. — Уходи!
— Но я смотрю, у вас тут уже есть гость. Кстати, здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответил Фирхайф, метнув в сторону Тави несколько неодобрительный взгляд: должно быть, ему казалось, что тот слишком грубо отсылает прочь свою мать — а предыстории этого дела Фирхайф, разумеется, не знал. На щеках Эрники горел легкий румянец — возможно, стыд за сына, а возможно, признак ее здоровья и бодрости духа.
— Ты не можешь меня выгнать, потому что я пришла не к тебе. Я пришла к Иваре Румпе, твоему учителю. Вы ведь не против, чтобы я была здесь, Ивара?
Учитель ответил не сразу. Когда он заговорил, его речь звучала как-то замедленно, и Хинта на мгновение подумал, что мужчина сдерживает ярость, но потом до него дошло, что дело в другом — скорее, Ивара с трудом возвращался из воспоминаний о прошлом.
— Я не буду перечить Вам, — ровно произнес он. — Хотите быть здесь — будьте. Но это не мой выбор, а Ваш. Не надо перекладывать этот выбор на меня и делать меня Вашим оружием против Тави. Он этого не заслуживает. И я этого тоже не заслуживаю. К тому же, я не люблю быть марионеткой в чужих бытовых спорах, особенно если эти споры идут не обо мне и не касаются меня напрямую.
Эрника изобразила улыбку. Она явно собиралась ответить, но Фирхайф ее опередил.
— Пожалуй, я пойду, — грузно поднимаясь со стула, сказал он. — Прости, Хинхан, я ведь зашел ненадолго. Просто по делам в больнице был, вот и заглянул. А здесь, по правде, есть еще люди, к которым я хотел бы заглянуть, а времени у меня уже мало.
Ивара посмотрел на него без надежды.
— Да, — опомнившись, повернулся к нему старик, — я помню, как все было. Это ведь случилось как раз тогда, когда Вы, Эрника, и Тави сюда приехали. — Женщина посмотрела на него ничего не выражающим взглядом, но Фирхайф уже так растерялся, что ничего не замечал. — Я видел тот лагерь. И еще кое-что… Вы, Ивара, заходите ко мне в домик на платформе. Хинта Вас отведет.
— Спасибо, — оживая, поблагодарил учитель.
Фирхайф кивнул.
— И вот, — расстегивая свою сумку и явно стесняясь Эрники, добавил он, — на складе контрафакт зависает. А в больнице лежать скучно. Так что, я вам принес.
Он достал два недорогих карманных терминала. Хинта всегда о таком мечтал, но его семья не покупала безделушек.
— Я не знаю, — вдруг обращаясь к Эрнике, замялся Фирхайф, — Вы ведь не против, чтобы я дарил Вашему сыну?
— У него есть игрушки подороже и получше. Я могу принести из дома.
— Я ничего от тебя не хочу, — сказал Тави.
— Фирхайф, — сказал Хинта, — я знаю, все это странно. Но Тави нужен этот терминал. Пожалуйста.
В голосе мальчика прозвучала мольба. Фирхайф явно уже был в панике.
— Можете дать, — разрешила Эрника. — Видите, как он меня не любит? Но я-то его люблю. Не буду же я лишать его маленьких удовольствий.
Старик протянул устройство Хинте, потом опасливо обогнул Эрнику, отдал другую такую же коробочку Тави, и поспешил к выходу.
— Всем пока, выздоравливайте, — уже от двери пожелал он.
— Спасибо, Фирхайф! — успел ответить Хинта.
— Спасибо! — отчаянно крикнул вдогонку ему Тави. Они остались вчетвером с Эрникой. — Вот что ты наделала. Выгнала хорошего человека!
— Это абсурд! — вспылила Эрника.
— Нет, не абсурд. Ты выставила его отсюда! И ты это знаешь. Ты специально все портишь. Ты сделала так, чтобы он ушел! Ты чего-то хочешь от Ивары! Ты мечтаешь, чтобы я был один! Будешь травить людей вокруг меня?!
Румянец отхлынул от щек женщины. Она будто оледенела.
— Я как раз хотела сказать, — переводя взгляд на учителя, произнесла она, — что, в отличие от моего сына, Вы по-настоящему одинокий человек. Вы приехали один, у Вас здесь никого нет. А мы с Вами соседи. Я могу принести Ваши вещи первой необходимости. Одежду, даже скафандр, если хотите, какую-нибудь мелочь, вроде
