Хинта был уверен, что учитель откажется. Но Ивара его поразил.
— Да, пожалуйста. Если Вы это сделаете, это будет очень любезно с Вашей стороны. К сожалению, я не могу дать Вам ключ. Я даже не представляю, где сейчас та одежда, в которой меня сюда привезли.
— Мне совсем не трудно, — улыбнулась Эрника, — а ключ я найду, где взять. Но, разумеется, мне нужен пароль и разрешение от Вас.
Ивара сказал ей код своей двери и коротко перечислил, какие вещи ему нужны. Она в этот момент была даже мила. Хинта смотрел на нее и чувствовал, как его неприязнь превращается в настоящий ужас. Тави затих — вероятно, чувствовал этот ужас еще острее.
— Ну вот, — обещала Эрника, — вернусь с Вашими вещами ближе к вечеру. Поэтому не прощаюсь.
— Еще раз спасибо, — поблагодарил Ивара.
— И надеюсь, — почти кокетливо добавила женщина, — как-нибудь потом мы сможем подробнее поговорить о разных вещах.
Учитель неопределенно кивнул. Уже у двери Эрника остановилась и посмотрела на сына.
— Видишь? Совсем не больно, — словно втыкая кинжал, произнесла она. — У меня только добрые намерения.
Тави проводил ее обезумевшим взглядом. Когда она вышла, оба мальчика испуганно уставились на Ивару.
— Зачем ты?.. — прошептал Тави.
— Мне действительно нужна помощь. А она может быть довольно приятным человеком. Тави, можно мне поближе взглянуть на твой терминал?
Этот вопрос был столь неожиданным, а переход к другой теме — настолько резким, что Тави беспрекословно выполнил просьбу Ивары.
— Хорошая вещь, — включая устройство, отметил мужчина, — хотя действительно, бывают игрушки получше и подороже.
— Вы не хотите говорить об Эрнике? — спросил Хинта.
— Нет, — удивленным тоном откликнулся Ивара, — хочу, и говорю. Просто, на мой взгляд, эта тема не так ужасна, как может казаться Тави сейчас.
Он еще говорил, а его пальцы уже бегали по сенсорам маленького устройства. Не успел Хинта возмутиться, как над терминальчиком всплыла бледная голограмма.
«Ставлю 20 галов, что она стоит под дверью палаты и подслушивает, что мы скажем ей вслед. Все, что я сейчас сказал — правда. Мне действительно вскоре будет нужна чья-то помощь. И пусть это будет ее помощь. В моей квартире она не найдет ни одной вещи, которой я бы по-настоящему дорожил, и ничего, что может ей слишком много обо мне рассказать. Пусть удовлетворяет свое любопытство. Прочитали?»
Мальчики дружно закивали.
«Есть и более глубокий мотив. Она обладает огромной властью над твоей жизнью, Тави, потому что она твой единственный опекун. А это значит, что если она раздобудет достаточные основания, то тебя заставят изучать другие предметы, а меня — обходить тебя по дуге в четыре сотни метров. Поэтому я буду с ней дружить. Я буду ей о тебе рассказывать, когда она попросит. И это будет даже полезно, потому что, рано или поздно, тебе тоже придется заключить с ней перемирие».
— Какая же она подлая, — одними губами произнес Тави.
Голограмма погасла.
— Действительно хорошая вещь, — возвращая терминал, сказал Ивара. — Интересные игры есть… Но что-то я устал от всех этих визитов. Пожалуй, посплю.
— Да, а я полежу и подумаю, — решил Тави.
— Приятных снов, — пожелал учителю Хинта.
В палате наступила тишина. Хинта тоже некоторое время лежал и думал, а потом та часть его души, которая всегда тянулась к технике, взяла над ним вверх, и он стал изучать интерфейс своей новой игрушки.
_____Незаметно пребывание в больнице превратилось в рутину.
Эрника приносила вещи для Ивары. Тави вел себя спокойнее, чем раньше, и старался ее просто игнорировать. К Хинте и Ашайте приходили родители. По их лицам и манере держаться Хинта догадывался, что все плохо. Атипа никогда не был ярким человеком, но теперь он стал еще более тусклым, словно превратился в глуповатый и выцветший призрак прежнего себя. То ли он все еще пил, то ли просто сломался — Хинта боялся спрашивать напрямую. Лика казалась усталой и злой. Но, к счастью, мучительные визиты родных происходили лишь изредка, и с каждым днем делались все короче.
Значительную часть дня они вместе и порознь проводили на процедурах и в кабинетах врачей. От офтальмолога Хинта узнал, что еще в день землетрясения им всем делали операцию на роговице. Ожоги от тендра-газа удалось залечить, но на поверхности глазного яблока остались микроскопические шрамы, которые грозили осложнениями. Чтобы избежать этих последствий, понадобилась вторая операция. Ее делали под полным наркозом, так что, к своему огромному сожалению, Хинта не увидел того хитрого оборудования, при помощи которого медики и их роботы чистили глаз от шрамов. Теперь три раза в день Хинта слеп на полчаса, так как ему под веки клали черную светопоглощающую мазь.
Консультация с психологом тоже прошла не очень гладко. Женщина, ее звали Маяна Сайва, быстро переключилась с темы землетрясения на разговор об Ашайте. У нее была способность с мягкой настойчивостью пробираться к самой сути проблемы — даже туда, куда Хинта не хотел бы ее пускать.
— Ты почти не переживаешь за себя. Единственный страх, который по-настоящему сильно тебя травмирует — это страх за брата.
Она говорила, что не сможет помочь Хинте, если тот не расскажет ей всю правду, все подробности и все обстоятельства, из-за которых он так взволнован. А он был вынужден молчать о видении золотых врат. В конце концов, он нашел компромиссный выход — пересказал ей свой недавний пугающий сон, тот, когда глаза Ашайты начали светиться. Маяна предложила ему терапию импульсных прерываний. Она осуществлялась с помощью специального аппарата — огромной белой махины, которая обхватывала голову пациента зажимами-полусферами.
— Вы увидите мои мысли? — настороженно спросил Хинта.
— Нет. Только те нейронные цепочки в твоем мозгу, которые вспыхивают, когда ты думаешь о худшем. Я нарушу их работу. Обещаю, при этом ты сохранишь всю свою память. Но страха больше не будет, и плохих снов — тоже.
Хотя она убедила его в чистоте своих намерений и в безопасности самой процедуры, Хинта все же отказался от ее услуг. Он боялся, что невидимая искра, летящая внутри этого сферического шлема, убьет какую-то важную часть его самого, сделает его кем-то другим. А он хотел трепетать от любви к брату, хотел видеть страшные картины, особенно если те касались ковчега. Даже если с физической точки
