Не медля более ни секунды, я облачилась в джинсы и майку, взяла футляр с гитарой и двинулась на остановку.
Солнце немилосердно жгло макушку. Остановка, как и в прошлый раз, была набита бабками с ведрами. Я покосилась на их толпу — бабки выглядели такими дряхлыми и слабосильными, но, похоже, это обманчивое впечатление…
Вскоре подошел автобус, и мое предположение подтвердилось.
Бабки вдруг обрели недюжинную мощь и стремительно ринулись внутрь салона, умело орудуя ведрами.
Мне удалось втиснуться в последнюю очередь, да и то только потому, что сзади меня могучим движением практически внес на ступеньки какой-то мужик с саженцами.
«Как бы не прозевать остановку по требованию…» — забеспокоилась я в бесплодных попытках развернуться в сторону окна. Автобус быстро катился по дороге, и как ни старалась я высунуться из-за широких спин, сжавших мою хрупкую фигурку, удалось это только перед самым «Даниловским».
Выглянув в давно не мытое стекло, я различила убегающие вдаль заросшие травой рельсы.
— Остановите! Остановите! — заверещала я не своим голосом, проталкивая локтем дорогу к выходу.
Однако водитель, похоже, меня не услышал.
Рельсы исчезли, и на их месте весело замелькали березовые посадки.
— Остановите!!! — снова закричала я, вложив в вопль всю силу легких.
На этот раз под недовольное бурчание пассажиров шофер, наконец, остановил свое обшарпанное транспортное средство.
Не без труда вырвав футляр из толпы престарелых дачниц, я вышла на дорогу и отдышалась. Автобус умчался прочь.
Под палящим солнцем мне пришлось преодолеть метров двести, прежде чем я снова увидела рельсы.
Неописуемое это было ощущение — только что людей вокруг было так много, что весь воздух был пропитан испарениями их тел, и вот уже меня обнимает неоглядный простор, а вокруг на многие километры — никого.
И тишина. Звенящая тишина. Я даже не представляла себе, что буквально в двадцати минутах езды от города может стоять такая тишина. Как будто бабки в автобусе увезли с собой жизнь…
Поеживаясь от тягостных мыслей, я осторожно спустилась вниз по склону и еще раз окинула взглядом расстояние, которое мне требовалось преодолеть. Отсюда был виден только необъятный одуванчиковый луг, и никаких признаков избушки не было и в помине. Но я знала, что она там, затеряна где-то за густой травой, и смело направилась вперед по обжигающим ступни рельсам.
И вновь, как и в прошлый раз, в тот самый момент, когда мне уже стало казаться, что бегущий по краям рельсов луг никогда не кончится, и может быть, мне лучше отказаться от путешествия и вернуться назад — в конце концов, я не виновата в промахе диковинной старушки — вдруг, словно из-под земли, вынырнуло маленькое почтовое отделение № 20а.
Мне показалось, что в ту секунду, когда передо мной, как гриб, выросла избушка, солнце как будто слегка потускнело, хотя путь от склона занял не больше сорока минут.
Замедляя шаг, я подошла к почте, приготовившись к беседе с ее работницей, как вдруг рот мой сам собой раскрылся, и все слова замерли на языке — на бревенчатой двери висел ржавый амбарный замок.
Разочарованная, я подошла поближе, зачем-то подергала за замок. Ну надо же, как неудачно! И никакой вывески с режимом работы почты на двери нет… И вообще нет никаких вывесок. Вот поди догадайся, что это вообще почта…
А, кстати, с чего ты взяла, что это почта? — постучалась в опухшую от оперного пения голову ленивая мысль.
«Извещение…» — ответила я самой себе, присаживаясь на край низкого порожка.
Пожалуй, можно подождать минут десять-пятнадцать. Может быть, старушка отошла на обед… Да и отдохну немного в теньке…
Я спряталась под козырек избушки. И вновь меня даже чуть напугала непривычная тишина. Безлюдный луг, далекий лес, никуда не ведущие рельсы… Кто вообще догадался расположить почту в такой диком месте?..
Внезапно я почувствовала острое желание нарушить эту обступающую меня и даже слегка опьяняющую тишину. Словно повинуясь какому-то внутреннему повелению, я быстро распахнула чехол и вынула гитару.
Полоснула рукой по струнам, и над лугом полилась музыка. Она звучала уже минуты три, прежде чем я поняла, что играю «Свадебное танго», то самое, которое исполняла в кафе «Лабиринт».
А потом музыка стала подниматься над лугом. Она тихо, как дым, взмывала выше, выше, под самые облака и, наконец, взлетела так высоко, что я перестала ее слышать.
А вместо нее я услышала голоса.
ГЛАВА 20
— А что, Алька замуж выходит? — послышался откуда-то справа задиристый тенор.
— Выходит… — неохотно ответил ему голос пониже.
И этот голос отчего-то показался мне знакомым.
— А спорим, не выйдет Алька замуж?
Странное чувство… Как будто тенор не просто звучит, а… опутывает какой-то невидимой сетью…
— Как это не выйдет?! Выйдет! — но знакомый голос словно не замечал этой сети, которую всем своим существом ощущала я.
— Так спорим?
Этот обычный вопрос почему-то испугал меня. Надвинулось ощущение опасности — опасности за того, кто еще не дал ответ, но вот-вот произнесет роковые слова…
«Не спорь!» — захотелось крикнуть мне, но язык словно прилип к небу.
Я медленно подняла глаза и увидела над собой мрачный потолок какой-то маленькой комнаты. В полутьме были видны серые очертания стен, а с правой стороны из узкой щели лился яркий свет.
Приподнявшись со своего места, я неслышно приблизилась к щели. И осторожно заглянула в нее.
Дыхание сбилось, и воздух будто потяжелел… Передо мной возникла знакомая комната — та самая, куда я дважды летала на бабочке. Посередине, как обычно, стоял стол, на нем были раскиданы карты, вокруг толпились те же персонажи, а в центре восседал толстый мужик в засаленной тельняшке,
который единым махом отрезал мои прекрасные светлые волосы…
От тяжелого воспоминания о той страшной ночи я невольно отпрянула, но тут же снова подалась вперед.
Один из персонажей заставил меня вглядеться в него более пристально.
Это был высокий симпатичный мужчина лет сорока с бледным лицом и каштановой шевелюрой.
Он кого-то мне отчаянно напоминал…
— Ну так что, спорим? — обращаясь к этому самому человеку, поторопил его кривоногий вертлявый мужичонка в растянутой майке.
Я замерла в жутком ощущении, что сейчас произойдет что-то непоправимое…
Нет, нет, не соглашайся!.. — воззвала я всем сердцем.
— Ну, спорим… — произнес мужчина.
И мое взывающее сердце с болью рухнуло вниз.
Эти два слова перевернут несколько жизней… — качнулась мысль.
Возникла пауза, и мне почему-то показалось, что она связана с тем, что в каком-то жутком деле поставлена точка. Наверно, так бывает, когда переговоры закончены, лопух-клиент полностью обработан, а вторая сторона мысленно удовлетворенно потирает руки.
Однако через некоторое время разговор возобновился.
— Ну а этот-то… как его зовут?.. стОящий? Говоришь, музыку пишет? Небось, бесталанный… Ты-то что в этом понимаешь? — как будто не заметив того, что секунду назад произошло нечто ужасное, продолжал провоцировать мужичонка. И шевелюристый
