Но вместо этого она холодно сказала, глядя мужу в глаза:
— Вы слишком себе льстите, добрый дон. Я не наблюдаю никаких апельсинов. Так две сливы, да и те сомнительной свежести.
— Сливы?! Обижаете, донья
— Буду ждать вас в экипаже. Если не выйдете через пять минут вам придется добираться до дома на своих двоих, господин герцог! — и оттолкнув мужа, Катарина обратилась в бегство самым постыдным образом.
[1] Красным плутом называли в простонародье дьявола.
16.
Подарки любви и ревности
К тому времени, как муж вышел из лавки модистки, Катарина сто раз повторила в мыслях их разговор, десять раз взбесилась и десять раз остыла. В конце концов ей стало даже смешно, но когда Хоэль забрался в коляску, Катарина приняла самый холодный и оскорбленный вид, на который только была способна.
— Костюмы привезут вечером, — сказал Хоэль.
Катарина отвернулась, показывая, что не желает разговаривать.
Подождав и не дождавшись ответа, Хоэль приказал ехать к ювелирной лавке.
— Вы обиделись, донья? — спросил он, когда коляска проехала площадь, на которой его не так давно собирались вешать.
— Нет, совсем нет, — ответила Катарина. — Вы же знаете, что женщинам нравится именно такое обращение — хамское, оскорбительное, вульгарное. Поэтому я в совершеннейшем восторге, добрый дон.
— Говорят, женщина охотнее простит большую бестактность, но не простит маленькую небрежность, — сказал Хоэль и вдруг погладил руку Катарины, лежавшую на сиденье.
Это прикосновение обожгло Катарину.
— Эй! — не сдержала она возмущенного возгласа, отдергивая руку, но кожа сохранила прикосновение горячей мозолистой ладони, и женщина загорелась сама — теперь, правда, не от гнева.
— Поэтому простите меня, — продолжал Хоэль и улыбнулся.
Его улыбка показалась Катарине насмешливой:
— Как у вас все просто, — процедила она сквозь зубы.
— В жизни, вообще, должно быть все просто, — сказал он, откидываясь на мягкую спинку сиденья. — Только дураки усложняют жизнь.
— Благодарю, — съязвила Катарина. — Раз от раза вы все милее и любезнее.
— Ну вот, опять обиделись не понять на что, — протянул Хоэль.
— Не понять?! Вы даже не осознаете, что говорите?!
— Э-э — он поскреб подбородок, поправил шляпу и придвинулся к жене поближе, заговорив тихо, чтобы не услышал возница. — Признаться, рядом с вами я и в самом деле начинаю нести бред. Но это ваша вина
Голос его — низкий, хрипловатый, словно опутывал Катарину невидимыми веревками. Хоэль был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. Эта близость пугала и волновала, и заставляла вздрагивать от каждого прикосновения, а сейчас он снова погладил ее руку — нежно, бережно, а потом сжал ее пальцы. Пытаясь избавиться от дурмана, Катарина отодвинулась, насколько это было возможно, и подергала рукой, но Хоэль не отпустил.
— Во всем вы виноваты, — повторил он.
— Каким это образом? — пробормотала благородная донна, нервно взглянув сначала в спину возницы, а потом на прохожих, которые с любопытством разглядывали герцогскую чету.
Но Хоэля, похоже, не волновали ни прохожие, ни возница.
— Когда такая красивая женщина, как вы, смотрит с интересом, мысли всегда путаются, — сказал он. — Зачем вы притворяетесь?
— Притворяюсь?..
— Вы такая резкая на язычок, такая царапучка, а строите из себя унылую ворону
— Попрошу без оскорблений — начала Катарина возмущенно, но Хоэль перебил ее.
— Там, у портнихи, вы были настоящей. Донья Пигалица уже бы в обморок упала, а вы такой отпор дали
— Просто я покрепче буду, — отрезала Катарина. — Да отодвиньтесь вы от меня, наконец!
— Нет, просто вы совсем из другого теста, — усмехнулся Хоэль, и не думая выполнять ее приказ. — Так почему вы играете? Почему не хотите стать свободной? — пальцы его скользнули по ладони Катарины — лаская, вызывая сладкую дрожь.
— Я свободна!
— Ну-ну, — Хоэль отстранился, и Катарине сразу стало холодно, и это испугало ее.
Неужели она все еще живет иллюзиями? Глупая мечтательница!
Обида и жалость к себе захлестнули Катарину, и даже слезы навернулись на глаза. Она отвернулась, чтобы муж ничего не заметил. Куда он там собрался? К ювелиру?
— Что вы намерены купить? — спросила она. — Решили украсить себя драгоценностями? В вашем понимании настоящий герцог должен сиять, как новогоднее дерево?
— Да, кое-чего мне не хватает для завершения образа, — важно согласился Хоэль.
— О, какие вам известны слова! — не удержалась от иронии Катарина. Она была зла на него — за то, что он позволял себе слишком многое, и на себя — за то, что позволяла ему все это.
Но коляска уже остановилась, и супруги отправились в ювелирную лавку. В отличие от лавки модистки, здесь было сумеречно из-за закрытых наглухо окон. Внутри горели свечи, поставленные в массивные канделябры, и сухонький дон Тинчо рассматривал через увеличительное стекло какой-то невзрачный камешек, похожий на грязную льдышку.
Когда звякнул дверной колокольчик, дон Тинчо поднял голову и отложил лупу и камешек на бархатную подушку, потирая сморщенные ладошки. Он был похож на мавра — такой же темный, но совсем невысокого роста, лысоватый, с козлиной бородкой.
— Доброго дня! Чем могу служить? — приветствовал он посетителей.
Катарина без слов указала на мужа, и дон Тинчо немедленно обратился к нему:
— Вам
