Врач тут же оттеснил Хоэля от постели, сунув ему записку.
— Делайте все возможное, — почти простонал Хоэль. — Пусть она меня дождется!
— Побеспокойтесь о себе, — бросил врач через плечо. — Вы тоже приняли смертельную дозу.
Хоэль хотел уйти, но дон Тадео остановил его и пожал ему руку.
— Восхищен вашим поступком, — сказал он. — Восхищен!
— Я не знала, я правда не знала! — взмолилась Лусия, бросаясь к ним. — Я хотела, как лучше
— Преданность дурака страшнее вражьей ненависти, — только и сказал Хоэль, после чего покинул спальню.
У постели Катарины остались трое — врач, дон Тадео и Лусия.
Врач хлопотал над больной, а дон Тадео и Лусия устроились в уголке, перешептываясь.
— Я потрясен, — говорил дон Тадео, — какая самоотверженность! Спрашиваю себя — смог бы я вот так безрассудно принять яд ради любимой?
Взгляд Лусии, устремленный на него, красноречивее всяких слов говорил, что она считает дона Тадео способным на любое благородство, но дон Тадео не заметил этого и продолжал:
— Безумец! Но героический безумец! Я буду молиться, я надеюсь, что они оба останутся живы, хотя не особенно в это верю.
Слезы опять потекли по щекам Лусии, и дон Тадео ласково погладил ее по руке:
— Не казните себя, вы ни в чем не виноваты.
— Это я убила ее, — Лусия уткнулась ему в плечо, содрогаясь от рыданий.
— Нет, это сделал жестокий и подлый человек, — утешил ее дон Тадео. — Дважды подлый, потому что воспользовался вашей преданностью и доверчивостью.
— Как я могла поверить
— Вы хотели помочь подруге.
— Я хотела помочь вам!..
— Тише! — осадил их лекарь. — Донне нужен покой.
Молодые люди замолчали, но дон Тадео не выпускал руки Лусии из своей.
День тянулся мучительно медленно, а когда к дому подъехала донна Флоренсия и потребовала, чтобы ее допустили увидеться с падчерицей, к ней вышел дон Тадео и в самых изысканных выражениях сообщил, что по рекомендации врача и по воле герцога дель Астра, никто не приблизится к Катарине, пока она больна.
— Больна?! Весь город говорит, что этот висельник убил мою бедную девочку! — возопила донна Флоренсия. — Вы не имеете права задерживать меня! Дайте мне увидеть ее! Я хочу знать правду!
Дон Фабиан и донна Фелисана, прибывшие вместе с матерю, решительно ее поддержали, а дон Фабиан попытался оттолкнуть дона Тадео, чтобы пройти, но дон Тадео неожиданно ответил ему метким ударом в нос — прямо на глазах у соседей, и при судебном капитане, который прибыл, вызванный жалобами.
— Никто не войдет без разрешения хозяина, — заявил дон Тадео. — И если мне понадобится шпага, я, не задумываясь применю ее, защищая этот дом. Заявляю вам, — он сделал полупоклон в сторону семейства донны Флоренсии, не обращая внимания на проклятья Фабиана, который пытался остановить кровь, и вопли Фелисаны, которая умоляла капитана вступиться за ее брата, — что донна Катарина больна, но в сознании и под присмотром опытного врача. Если желаете помочь — помолитесь о ее выздоровлении, и не мешайте.
— С каких это пор вы стали мальчиком на побегушках у бывшего конюха? — осведомилась донна Флоренсия, взглядом заставив Фелисану замолчать. — Что скажут ваши родители, а паче того — ваша уважаемая тетушка, когда узнают об этом?
— Уверен, они скажут, что нет ничего зазорного, чтобы служить тому, кто благороднее тебя, — сказал дон Тадео.
— Благороднее? — донна Флоренсия приподняла брови. — Вы, наверное, заговариваетесь, добрый дон?
— Благородство определяется не только кровью, дорогая донна, — последовал ответ. — Кроме крови есть еще душа, если вы помните о такой составляющей. А герцог дель Астра, смею заметить, обладает самой благородной душой, кроме, конечно же, его величества.
— Смотрю, он и вас обратил в свою веру, — заметила донна Флоренсия. — Сначала вы отдали ему женщину, а потом и сердце?
Этот едкий выпад остался без ответа, потому что в дело вмешался капитан Гаспар.
— Не пойму, — обратился он к дону Тадео. — Вы говорите о благородстве герцога, но не вас ли он совсем недавно волок по Тьерге на пинках?
— Это была всего лишь дружеская шутка, — возразил дон Тадео, не моргнув глазом.
— Дружеская? — не поверил капитан. — Свидетели говорят, что он душил вас, а вы звали на помощь.
— Боюсь, мы немного перебрали фалернского за завтраком, — повинился дон Тадео. — Приносим извинения, что побеспокоили, и я готов оплатить все судебные издержки.
Донне Флоренсии пришлось убраться ни с чем, а дон Тадео, любезно распрощавшись с капитаном, вернулся в Каса-Пелирохо, где его ждала заплаканная Лусия.
Миновал вечер, спустилась ночь, но в Каса-Пелирохо никто не спал. Слуги молились за свою хозяйку, а Катарине становилось все хуже. Она лежала без сознания, и врачу приходилось разжимать ей зубы, чтобы влить очередную порцию подкрепляющей микстуры, а сам дон Адальберто становился все мрачнее и мрачнее.
— Боюсь, до утра она не дотянет, — сказал он дону Тадео.
Лусия горестно застонала, и дон Тадео обнял ее.
— Будем молиться, — сказал он. — Больше нам ничего не остается.
Было три часа пополуночи, когда дверь в спальню распахнулась, и на пороге появился Хоэль. Лусия вскрикнула, а он, не обращая на нее внимания, шагнул к постели, с тревогой вглядываясь в бледное лицо жены. Хоэль был в штанах и рубашке, босой, и держал деревянную шкатулку с вырезанным на крышке святым Пантелеймоном.
— Антидот! — врач выхватил шкатулку у Хоэля и извлек из нее флакончик толстого стекла.
— Она жива? — спросил Хоэль, но ему никто не ответил, потому что врач налил в ложку привезенное снадобье, а Лусия бросилась поднимать Катарине голову, чтобы не пропало ни капли драгоценного лекарства.
— Надеюсь, это поможет, — врач осторожно влил снадобье в рот больной, — как вам удалось доставить антидот так быстро?!
Хоэль пробормотал что-то о том, что андалузцы творят чудеса.
— То, что вы живы — не меньшее чудо, — сказал дон Тадео. — Надеюсь,
