Вера вздохнула и качнула головой:
— Вы меряете мой мир реалиями вашего. У вас, может быть, не уходят. А у нас — сплошь и рядом. Если взрослый человек, имеющий свой доход, живет с родителями, то как раз это воспринимается с удивлением. Потому что взрослому человеку хочется быть самому себе хозяином, ни от кого не зависеть, ни перед кем не отчитываться. Да, у меня очень хорошая семья, — она иронично фыркнула, — очень внимательная и очень заботливая. Вот только лет с двенадцати начинаешь от этой заботы уставать, а к пятнадцати хочется избавиться от заботы и особенно внимания как можно быстрее. Чтобы можно было позвонить раз в неделю и радостно рассказать, что у меня все хорошо. И ни перед кем не отчитываться, сколько я зарабатываю, на что трачу деньги, куда хожу, во сколько прихожу, что ем и с кем сплю. — Министр Шен так явно поморщился на последнем слове, что Вероника невольно запнулась, но тут же упрямо продолжила: — Мой мир такой и он мне нравится. Нравился.
Теперь она сама понурилась на последнем слове. Она старалась поменьше думать об этом, не напоминать себе и не скучать по своему миру, но тут само сорвалось и получилось неожиданно грустно. Министр заметил, нахмурился ещё сильнее, неверяще переспросил:
— И вы действительно оставили такую хорошую семью ради свободы и независимости? И не было никакого конфликта?
Вера поморщилась:
— Вы так говорите «оставили», как будто я их бросила и все связи порвала. Я стабильно с ними созваниваюсь, езжу с ними отдыхать, если время позволяет, не пропускаю ни одного их дня рождения, я их не бросала. — Она замолчала, горьковато усмехнулась и другим тоном добавила: — Хотя, теперь они будут думать, что именно бросила. Если повезет и они не поверят в мою смерть.
Повисла тяжелая тишина, Вероника рассматривала «часы истины», потом почувствовала, что господин министр на неё смотрит, и подняла глаза, он свои сразу же отвел и быстро сказал:
— Ясно. — Усмехнулся и с самоиронией прошептал: — А я себе напридумывал…
— Что напридумывали? — заинтересовалась Вера, он махнул рукой и не ответил, она подперла щеки ладонями, с улыбкой заглянула в его глаза: — Ну расскажите!
Он смущенно улыбнулся, помялся и неохотно признался:
— У вас очень много видео и фотографий с музыкантами. Есть видео, где вы сами играете на гитаре и других инструментах, к тому же, я знаю, что вы хорошо поете… — он замялся ещё сильнее, она подозрительно прищурилась:
— И?
— Я решил, что вы хотели стать бардом, — усмехнулся министр, — а ваши родители не одобрили такую недостойную профессию, и поэтому вы ушли из дома.
Вероника рассмеялась, пораженно качнула головой:
— Фантазия у вас, господин министр… Вы сами, случайно, творческими наклонностями не страдаете?
— Нет, — буркнул он.
«Дзынь.»
Вера ахнула и заулыбалась шире, глянула на белый шарик в часах и заинтересованно посмотрела на министра Шена, он смутился ещё сильнее и отмахнулся:
— Я рисовал в детстве, это было давно, я лет пятнадцать как бросил.
— Что рисовали? — заинтересованно промурлыкала Вера, он смутился окончательно и с улыбкой прошипел:
— Отцепитесь, а?
— А рисунки остались? — Вере так нравилось его смущать, что она чуть не подпрыгивала от удовольствия. — Покажете?
— Не покажу, — поддразнивающе заявил он. Она сурово надулась и медленно сложила руки на груди, обиженно бурча:
— Жмотно, да? А мои рисунки вы смотрите!
Он обреченно потер лицо и устало выдохнул:
— Что вы от меня хотите?
— Рисунки!
— Ладно, я поищу, — убито поднял ладони министр, Вера прижала кулаки к груди и довольно заулыбалась, вертясь на табуретке, он рассмеялся. В гостиной раздались шаги и в кухню заглянул удивлённый Двейн, поклонился:
— Господин. Вас доктор ищет, скоро придет сюда.
— Да? — министр поддернул рукав и посмотрел на часы, поднял брови: — Ого… — Нахмурился и замолчал, глядя в стол. Двейн заинтересованно осмотрел кухню, принюхался и улыбнулся Вере:
— Госпожа Вероника, а не будете ли вы случайно так гостеприимны и щедры… — Вера с министром переглянулись и рассмеялись, министр насмешливо кивнул Двейну:
— Ты тоже ужин пропустил?
— Булат был сильно не в духе после разговора с вами, — обвиняюще нахмурился парень, — и то, что он подал на ужин, иначе как местью не назовешь. А сейчас он носится по кухне как заведенный и никого туда не пускает даже за куском хлеба, потому что мы ему, видите ли, настрой сбиваем и портим кулинарное вдохновение, которое ему остро необходимо. — Под конец Двейн тоже начал сдавлено посмеиваться, покосился на стоящую на плите кастрюлю и Вера улыбнулась ему, вставая:
— Садись, я сейчас накрою.
— Я сам, — быстро поднял ладонь Двейн, — не вставайте, я не хочу вас тревожить.
— Мне не сложно, — улыбнулась Вера, он решительно замотал головой и министр тихо сказал:
— Оставьте, ему так легче. — Вера посмотрела на министра и со вздохом села обратно. Двейн с довольным видом достал себе тарелку с ложкой, подошел к плите и снял крышку кастрюли… поднял брови на середину лба и повернулся к Вере:
— А что с борщом?
Она прыснула и рассмеялась, кусая губы и разводя руками, Двейн перевел недоумевающий взгляд на министра Шена и на того тоже напал смех. Парень посмотрел на стоящую перед министром чашку и на его лице появилось озарение, тут же сменившееся возмущением:
— Что? Вы посмели? — он неверяще запрокинул голову и пораженно выдохнул, опять посмотрел на министра и развел руками: — Вы серьёзно? — Министр сложил руки на груди и с шутливым вызовом выпрямился, молча глядя на возмущенного Двейна. Тот обвиняюще прицелился в министра пальцем и заявил: — Это кощунство! — Обличающе указал на кастрюлю и повторил: — Вот это вот — кощунство. Как вы могли? Так поиздеваться над благородным блюдом! Это недопустимо.
Вера прижимала ладонь ко рту, задавливая смех, министр сидел довольный и важный, как сотня королей, негодование Двейна его забавляло. В гостиной опять раздались шаги, вошел доктор, кивнул Вере и удивленно посмотрел на Двейна:
— А ты тут что делаешь?
Парень мрачно посмотрел в кастрюлю и буркнул:
— Ужинаю, меня пригласили.
— А ты? — повернулся к министру доктор, возмущённо постучал пальцем по часам на руке: — Двенадцать ночи, всё, рабочий день закончился, пора отдыхать.
— Я уже отдыхаю, — иронично развел руками министр, — не видишь?
— Вижу, вижу, — с сарказмом пробурчал доктор, принюхался и спросил: — А что так пахнет, я не пойму? Вроде не борщ.
— Рагу овощное, — пробурчал Двейн, запуская поварешку в кастрюлю и ляпая себе в тарелку густой массы. На министра с Верой опять напал смех, она понимала, что они выглядят глупо, но не могла успокоиться. С трудом выровняла дыхание и улыбнулась доктору:
— Хотите тоже… рагу? — её опять победил смех, на этот раз рассмеялся даже Двейн, доктор всё сильнее не понимал,
