Стилл упрямо продолжал смотреть в пылающие яростью глаза, настойчиво, но без вызова.
— Это всего лишь здравый смысл. Я считаю, что для укрепления вашего положения, да и Панема в целом, было бы лучше позволить этому человеку тихо и с честью принять свое наказание. Этот цирк обозлит людей, это не рационально. — Ни одна мышца на лице Бена не дрогнула, а его спокойный взгляд, кажется, вывел собеседника из себя.
— Никто здесь не спрашивает ваших советов. Сделайте, что велено, иначе завтра я, не без удовольствия, пристрелю и вас.
Вот это Бен уже мог поставить под сомнение. Он только хмыкнул в ответ, качнув головой, но этого хватило, чтобы Силвер вскипел окончательо. Всё дерьмо, уже не помещающееся в этом человеке, вмиг вылилось наружу.
— Если не вы, то те, кто может быть вам дорог. Хоть я тут и недолго, но уже располагаю некоторой информацией на этот счет. Лорен, Патриция и Генри Стилл, ваш племянник и… эта девица, как ее там, Менсер Ленц. Вы с ней, кажется, в близких отношениях?
Когда эти имена с легкостью слетали с его языка, Бена чуть не вырвало от отвращения. Было бы справедливым попытаться свернуть ему шею прямо сейчас, но Стилл хорошо знал, кто стоит перед ним. Этот человек, поставивший собственные амбиции выше жизней дочерей, не бросался словами зря. Стоит дать ему хоть малейший повод — и он с удовольствием исполнит каждую свою угрозу собственноручно. Он не испытывал ни малейшего сочувствия, когда Александра, добиваясь его любви, оказалась в инвалидной коляске, и с легкостью отпустил на смерть младшую дочь. И даже это не вызвало в нем укола совести. Что стоит для этого человека перебить хоть весь Двенадцатый Дистрикт, каждого жителя которого он всей душой презирает?
— Дело ваше, и вам потом это разгребать.
Бенджен с трудом натянул непроницаемую улыбку, едва наклонил голову в прощальном жесте и постарался как можно спокойнее покинуть комнату, уже впитавшую зловоние своего хозяина. Рядом с такими людьми, как Ричард, Стилл казался себе не таким уж и мудаком.
***
На следующий день после обеда к площади согнали почти весь Дистрикт. Люди толпились у края сцены, бросая обозленные взгляды на миротворцев, и игнорировали звучание гимна, доносящееся отовсюду. Ставни тех лавок, что видно с площади, были плотно закрыты, окна жилых домов зашторены, много людей в знак недовольства надели черные повязки чуть ниже плеча. Напряжение витало в воздухе. Пожалуй, им стоило повесить на Ленца хоть какое-нибудь обвинение. Если вырывать достойных людей из семей и без суда приговаривать к казни, не оглашая их вины, не мудрено ожидать, что люди будут напуганы и недовольны.
Бенджен надеялся, что его опасения таковыми и останутся, и никто не сорвется. Всё, что происходит сегодня — откровенная провокация. Капитолий перешел черту, но если в ответ ее перейдут и жители Двенадцатого, пострадают только последние.
Бен отошел от окна, когда его окликнули, и в последний раз выразил безмолвную надежду на то, что сегодня единственным человком, заплатившим за чужие ошибки, будет Фредерик.
Двери мэрии распахнулись, сначала вышел мэр со своей семьей, все в траурных нарядах, следом Силвер, довольный собой, и замыкающий процессию Бен. Когда победитель оказался на сцене, из толпы послышались недовольные возгласы.
Стилл не пользовался большой популярностью на родине, однако люди видели в нем защитника, напоминание о том, что и у их детей есть шанс, верили, что он будет их голосом. Роль, отведенная ему после Игр, всегда казалась Бену тяжелой ношей, но сегодня груз ответственности стал прямо-таки непосильным. В который раз его принуждают стать разрушителем чужих надежд и ходячим разочарованием.
Из-за спин жителей Двенадцатого к сцене приближался конвой, окруженный стражами порядка. Вместо одного Ленца, чью внушительную фигуру Бен узнал сразу же, за ним следовало еще пять человек с мешками на голове. Дыхание Стилла участилось, он повернул вопросительный взгляд в сторону главного миротворца, но в ответ тот лишь злорадно усмехнулся.
Не в силах противостоять глупому страху, сковавшему его горло, Бенджен начал лихорадочно метаться взглядом по толпе, выискивая лица родных.
Мать и отец из-за внушительного роста попали на глаза сразу же. К Лорен и Менсер взгляд притянули их угольно-черные наряды. Лорен смотрела на брата с тем же непониманием и испугом, а Ленц глядела куда-то сквозь, не улавливая суть происходящего и, кажется, с трудом держа себя на ногах.
Силвер незаметно толкнул его локтем, и Бен заставил себя приблизиться к микрофону. Толпа затихла. Стилл развернул лист бумаги и, ни на секунду не отрывая от него взгляда, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что он не имеет ни малейшего отношения к тому, что сейчас вылетает из его рта, начал:
— Панем пережил тяжелые времена. Теперь все ужасы войны позади. Благодаря защите Капитолия, мы с уверенностью смотрим в завтрашний день. Но мир — заслуга каждого из Двенадцати Дистриктов, только с всеобщей поддержкой мы сохраним то, что получили ценой жизни миллионов граждан. Люди, которые выступают против Панема, ставят под угрозу всё, что мы обрели. Голод, отчаяние, кровь и смерть — вот что ждет нас, если мы будем бездействовать.
Кашель, сдавливающий грудь, вырвался наружу. Бенджен прикрыл рот кулаком, старясь подавить накатывающую тошноту, и отвернулся в сторону. Его побледневшие костяшки вцепились в прохладную поверхность кафедры. Казалось, он больше не сможет выдавить из себя и слова.
Люди молчали, смотря на него с непониманием и отчаянием, когда он предпочел бы, чтобы они выкрикивали ругательства. Его взгляд встретился с стеклянными глазами Менсер. Она не плакала, не смотрела на униженного отца, не ненавидела того, по чьей вине единственный родной ей человек оказался там. Все жизненные силы, которые в ней остались, она тратила на то, чтобы сохранять самообладание, чтобы показать таким, как Ричард Силвер, что ее не сломить. Озябшие плечи, чуть растрепавшиеся на ветру волосы, чье пламя сейчас как-будто немного померкло, полный уверенности и надежды взгляд. Ее неиссякаемая энергия передалась и ему. Если ей хватает сил, чтобы делать, что должно, то и он найдет их в себе. Бен расправил плечи и наклонился к микрофону.
— Эти предатели не разделяют наши ценности, для них собственная жизнь стоит выше жизней миллионов. Их взгляды отравлены. С того момента, как они стали на ложную сторону, они больше не ваши соседи, не ваши мужья, не ваши дети. Они — предатели, убийцы и насильники.
На последних словах Стилла миротворцы начали срывать мешки с приговоренным к смерти. Каждое новое лицо сопровождалось вскриком отчаяния из толпы. Бен видел, как десятки рук стараются дотянутся до Менсер, чтобы в ободряющем жесте выразить ей свою
