— Мне нравится, когда ты так мило беседуешь со мной, — засмеялась она. — Итак, мы договорились?
— Определенно. А теперь поцелуй меня и сделай это официально, как моя женщина, — руки Люциуса обхватили ее ягодицы и крепко прижали к выпуклости, увеличивающееся в передней части брюк.
Гермиона поднялась на носочки и прижалась губами к его рту. А когда собралась отодвинуться и разрушить поцелуй, Люциус поднял ее и, слегка прикусив нижнюю губу зубами, повернулся и усадил на край стола.
— Малфой, ты чего надумал? — начала протестовать Гермиона, но внезапно уже скоро оказалась почти голой, если не считать черных туфелек на каблуках, на самом деле более удобных, чем можно было подумать.
— Я решил, что наша сделка нуждается в большем, чем просто поцелуй, чтобы сделать ее официальной, — шептал он, расстегивая ей пуговицы на блузке. Чашки лифчика оказались стянуты вниз, и он вобрал сосок в рот, прежде чем Гермиона даже подумала о том, чего он собирается сделать.
— Люциус, это же мой кабинет… о-о.. как хорошо, — она прижала его голову к себе и позволила вернуть себя обратно на стол, пока он продолжал ласкать грудь.
А потом почувствовала его руку, расстегивающую ее, а затем и свои брюки, как все протесты исчезли из головы напрочь. Неохотно оторвавшись от груди, он выпрямился и, скользя руками под ее бедра, притянул Гермиону ближе к краю так, чтобы ягодицы почти свисали со стола. Втиснувшись между ногами Гермионы, он широко раздвинул их, потирая капающим кончиком члена вверх и вниз по ее промежности, пораженный тем, как быстро она стала влажной.
— Как же мне нравится, что ты всегда такая мокрая для меня… Очень. Очень нравится! — застонал Малфой, медленно проникая внутрь. Гермиона напряглась, сжимая мышцы влагалища так сильно, что чувствовала, как оно словно всасывает в себя член. — Черт, ты была создана для меня, женщина, каждый дюйм твоего тела был создан для меня, — он протискивался в крепкую хватку ее тела до тех пор, пока уже не мог двинуться дальше. А потом медленно вышел, чтобы сразу же толкнуться снова. Быстрее и сильнее, чем раньше. Наблюдая, как грудь ее вздрагивает от этих движений. — О… твоя грудь идеальна. Каждый раз я вынужден мысленно бить себя по рукам, чтобы помешать дотронуться до нее, чтобы не начать ласкать тебя публично. Люблю твои изгибы… такие мягкие, такие нежные, мне нравится, как ты заполняешь мои руки, как ты ощущаешься подо мной, — он продолжал двигаться. И каждое движение наполняющей Гермиону плоти дарило ей наслаждение. Малфой дотянулся до клитора, и она почти зарыдала от счастья, отчаянно выкрикивая его имя. — Как же приятно быть с тобой, Гермиона, твое естество всегда такое влажное и горячее, такое тугое, что я едва выдерживаю, — и ей нравилось, когда он шептал эти хулиганские слова во время секса, как нравилась и дрожь, которую они порождали.
— Да, Люциус, сильней, пожалуйста, — застонала она, сжимая его рубашку.
Люциус увидел, как лицо ее начало морщиться, и понял, что она вот-вот кончит.
— Нет, кошечка, пока еще нет… — Малфой внезапно отстранился от нее. Глаза Гермионы открылись, и она застонала в знак протеста.
— Не останавливайся!
— Повернись и наклонись над столом, — он помог ей. — Боже, ты выглядишь сейчас безумно красиво, — пробормотал Люциус, глядя вниз на то, как выглядят ее ноги на каблучках, когда она наклонилась над столом.
Малфой ладонями провел по гладким округлым ягодицам, сжимая и лаская их, а Гермиона жалобно застонала, чуть шевелясь в руках Люциуса и пытаясь вернуть его обратно в себя. Он стянул блузку и поцеловал маленькие ямочки у основания ее позвоночника. Потом слегка укусил за левую щеку, прежде чем подняться и скользнуть в нее сзади. Раздавшийся стон облегчения был громким, словно Гермиона не ждала этого. Теперь Малфой двигался особенно сильно, и казалось, Гермиона вот-вот рухнет, если он перестанет ее поддерживать.
________________________________________
Открывший двери благотворительного фонда Гарри вошел в пустую приемную. Из соображений экономии Гермиона не держала секретаря. В ее кабинете горел свет, и он мог услышать раздававшиеся внутри приглушенные голоса вместе с какими-то странными ритмичными хлопками.
«Чего это она там делает?»
— Гермиона, ты там? — спросил он, приблизившись к двери.
— Не входи, Гарри! — в ее пронзительном голосе почти звучала паника.
Но тот бросился к двери, которая, открывшись, тут же резко захлопнулась, чуть не ударив его по лицу. К сожалению, на секунду позже, чем он увидел Гермиону, грудью лежащую на столе с Люциусом Малфоем позади нее.
________________________________________
Звук открывающейся двери кабинета заставил Гермиону напрячься и поднять голову.
— Люциус, кто-то идет! — вскрикнула она, стараясь не отвлекаться от восхитительного скольжения его члена внутри себя.
— Потом разберемся, — зарычал Малфой, по-видимому, точно так же старающийся не отвлекаться.
— Гермиона, ты там? — голос Гарри прозвучал пугающе близко.
— Не входи, Гарри! — почти проплакала она пронзительным голосом, заикающимся от подергивания из-за движений тела Люциуса. Гарри приблизился к двери, но рука Малфоя взметнулась вверх, сразу же захлопывая ее.
— Любопытный мальчишка, — проворчал Малфой, продолжая вдалбливаться в нее сзади. Он по-прежнему держал в руках круглые ягодицы Гермионы, любуясь тем, как они выглядят, когда он отстраняется от нее.
«Смогу ли я когда-нибудь насытиться ею? Боги, надеюсь, что нет!»
— Ты… ты просто извращенец, Малфой! — с каждым толчком она издавала все более пронзительные, хотя и негромкие звуки, будучи неспособна контролировать свою реакцию.
«Боже… когда Люциус внутри меня, он овладевает не только моим телом, но, кажется, еще и душой».
Он и впрямь никогда и ничего не делал наполовину, будь то дикое и грубое соитие, как теперешнее свидание, или мягкое, нежное занятие любовью перед камином в заснеженных швейцарских Альпах. Гермиона захныкала, почувствовав, как он раздвигает ягодицы, а большой палец скользит между ними, слегка прижимаясь и массируя ее анус.
— О, сладкие боги, Люциус!.. — Гермионе не верилось, что он дотрагивается до нее там, где еще никто и никогда не был. Нет, она совсем не хотела этого, наоборот, хотела обидеться или испытать отвращение, но не могла, не получалось… Потому что телу это казалось чертовски приятным.
— Хочу взять тебя еще и так… — пробормотал он, сильнее прижимаясь и даже входя в нее кончиком большого пальца. — Здесь же еще никто не был, правда?
Он убрал руку, зная, что теперь не время и не место для слияния, требующего времени и терпения, а также немалого количества смазки. Однако реакция Гермионы показалась ему довольно благоприятной. Он склонился
