– Я понимаю… Сегодня на вас обрушилось слишком многое, – успокаивающе заметила Гермиона, чувствуя, что не в силах на него сердиться.
Нет, на протяжении многих лет она пыталась злиться и ненавидеть его. Пыталась даже обвинять в произошедшем. Но… Не получалось. Потому что знала правду – Люциус Малфой не ставил себе цель причинить ей боль и, тем более, наградить ребенком. Гермиона даже не могла сердиться на него за то, что забыл об осторожности вовремя их близости, потому что никто из них не хотел и не планировал того спонтанного и необъяснимого секса. И было бы странно, если б в том состоянии кого-то из них посетила мысль о контрацепции. Тем не менее, Гермиона никогда не чувствовала себя виноватой, что не рассказала ему об Элиасе. Никогда.
– Честно сказать, я очень удивлена, что вы так гневаетесь на предмет своего незнания. Мне всегда казалось, что меньше всего вас обрадует появление полукровного ребенка, особенно если учесть, что его мать – я. И уж точно никогда не думала, что захотите принять какое-то участие в его судьбе.
Люциус посмотрел на молодую женщину, сидящую напротив.
«Сколько ей? Она же ровесница Драко, стало быть… двадцать три, может, двадцать четыре… Но выглядит почему-то старше. Нет, она, конечно, по-прежнему свежа и привлекательна, но вот глаза… В глазах плещутся боль и усталость, будто от долгих прожитых лет. И в этом тоже частично виноват я».
– Что ж, пять лет назад вы оказались бы правы. Я, вероятно, попытался бы купить ваше молчание или даже, упаси бог, совершить еще что-нибудь, более ужасное. Я и сам был тогда ужасным человеком. Не могу сказать, что сейчас я – хорош и правилен, но, по крайней мере, готов раскаяться во многих своих поступках. В том числе и за то, что сделал с вами и вашим… нашим… сыном, – достаточно твердо ответил Малфой.
Поджав губы, Гермиона задумалась и забарабанила по столу пальцами, но потом решилась.
– Его зовут Элиас Уильям Грейнджер, родился он двадцать второго февраля. Довольно крупным, больше девяти фунтов. Он рано начал смеяться, рано пополз, да и ходить начал рано, – Гермиона мягко улыбнулась. – Заговорил, кстати, тоже раньше других детей, да так, что до сих пор не останавливается… Его первым словом было – «снитч». Магия проявилась у Элиаса где-то около года, и я почти сразу начала его учить контролировать и использовать ее. Он невероятный ребенок, и я говорю так не потому, что я его мать. Он и в самом деле умный, смешной, талантливый, хотя порой и ужасно вредный.
Гермионе не удалось рассказать об Элиасе больше ничего, поскольку герой ее рассказа стремительно забежал в кухню, на ходу размахивая мокрыми руками.
– Все! Помыл! – широко улыбаясь, он продемонстрировал матери ладошки и, обернувшись, протянул. – Льюис…
– Элиас, рубашка же совсем мокрая! – возмущенно воскликнула Гермиона, оглядев сына со всех сторон. – Представляю, что творится в ванной, – проворчала она негромко, выхватывая чистую рубашку из корзины с бельем.
– Мама, а Льюис что ли еще здесь? – удивленно спросил мальчик, поднимая руки, чтобы Гермиона могла переодеть его.
– Правильно говорить – Люциус, детка, но для тебя он – мистер Малфой, – Гермиона виновато глянула на Малфоя.
И тут же затаила дыхание, когда увидела, как Люциус потянулся и осторожно подтащил Элиаса к своему стулу, поставив его между коленями.
– А мне нравится Льюис, – упрямился тот, вовсе не обеспокоенный тем, что незнакомец оторвал его от матери.
– Но правильно надо говорить – Люциус, малыш. Попробуй повторить, – настойчиво попросил Малфой, пристально вглядываясь в каждую черточку, стоящего перед ним ребенка.
Его волосы отливали песчано-золотистым цветом, средним между соболиными кудрями матери и малфоевскими платиновыми прядями. Они были немного длинней, чем обычно стригут детей, и сворачивались в мягкие, воздушные локоны, танцующие от каждого движения мальчика. В глазах, ярко-серых с легкой голубизной, как и у Люциуса с Драко, сверкала такая неуемная радость жизни, которой старшие Малфои похвастаться уже не могли.
– Лу-ши-ус, – медленно и старательно произнес Элиас, глядя на него и наклоняя голову набок.
Гермиона чуть не заплакала, увидев, как одинаково отец и сын сделали это.
– Уже лучше, – мягко улыбнулся Люциус, чувствуя, как кольнуло сердце, когда он смотрел в глаза своему ребенку. Ребенку, который и понятия не имел, что оказался лицом к лицу с человеком, создавшим его.
– Ты останешься у нас на ужин? – потянувшись, Элиас провел пальцами по пряди гладких, шелковистых светлых волос. – Твои волосы скользкие, а не как у меня и мамы.
– Правильней сказать – гладкие, малыш. Просто у тебя и у мамы вьющиеся волосы, а мои – прямые, – объяснил Люциус.
– Я тоже хочу, чтобы мои волосы были скользк…гладкими, как у тебя. А то больно, когда мама чешет мне их, – пожаловался Элиас, все еще перебирая прядь волос Малфоя между пальцами.
– Расчесывает, – поправил Люциус.
– Ну да, я ж так и сказал, – улыбнулся Элиас и уселся на ближайший стул. Он скрестил руки на столе перед собой и сообщил. – Лу-ши-ус останется на ужин, мам.
Гермиона кивнула – слезы боролись у нее с улыбкой, когда она смотрела, как Элиас общается со своим отцом. Это было то, чего она никогда не думала увидеть. И не ожидала увидеть Люциуса Малфоя, так мягко обращающегося с ее сыном. Она встретилась с ним взглядом и вопросительно выгнула бровь.
– Останетесь?
– Если не будет возражать ваш муж, – уточнил Люциус, глядя вокруг, и вдруг понимая, что не знает, есть ли у Элиаса отчим, который, может, будет и недоволен его присутствием.
– Я не замужем, – тихо ответила Гермиона, – я же говорила, что стала матерью-одиночкой.
Она поднялась из-за стола и указала палочкой на шкаф с посудой. Тарелки, чашки и столовые приборы тут же поплыли по воздуху, аккуратно опускаясь на стол. Люциус посмотрел на Элиаса, который шумно пил молоко, и взгляд которого метался по кухне над краем чашки. Для Малфоя подобный опыт был в новинку: Драко всегда питался в детской с няней, пока ему не исполнилось десять и он, обученный должным манерам, не был допущен к взрослому столу. Губы его невольно дрогнули и растянулись в улыбке, когда Элиас поставил чашку на стол и повернулся к нему мордашкой с белыми от молока усами.
– А у тебя есть муж? – спросил он Малфоя.
Услышав за спиной охнувшую Гермиону, Люциус усмехнулся.
– Только у
