Люциус сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, пытаясь сохранить самообладание.
– Очень приятно познакомиться с тобой, Элиас. Но не мог бы ты позвать сюда свою маму?
– Она работает в книжном магазине почти каждый день, и тогда со мной приходит посидеть бабушка Молли, – ребенок оказался невероятно упрям и продолжал говорить лишь о том, что интересовало его самого. – А ты волшебник или сумбур?
(Примечание. maddle (сумбур, путаница) – maggle)
Люциус невольно улыбнулся.
«Мерлин! Ну, какой еще сумбур? Интересно малец выразился… Спасибо, что хотя бы грязнокровкой не назвал».
– Я – волшебник, молодой человек, не магл. Позови, наконец, маму…
– А у тебя плохая кровь? Я слышал, как дядя Джордж говорил, что я – полукровка, а мой папа был кирпичом с плохой кровью. Но я не знаю своего папу, – глубоко задумавшись, Элиас нахмурился.
Люциус предположил, что малыш, скорей всего слышал от родни что-то о «чистокровном хрене», который приходился ему отцом, но решил не заострять на этом внимание.
(Примечание. poor – плохой; pure – чистый и brick – кирпич, брикет; prick – урод, хрен, скотина)
– Я чистокровный, Элиас. А теперь, пожалуйста, может, позовешь уже маму? – Люциус был готов умолять этого маленького засранца, если будет нужно. К его облегчению мальчишка вскочил и бросился к двери, громко хлопнув ею за собой. Почти сразу Люциус услышал, как он звонко кричит, зовя мать, где-то в глубине домишки. Прошло несколько минут, и Элиас вернулся, волоча за собой ошеломленную родительницу.
– Смотри, мама, я же говорю тебе – тут какой-то Льюис Маллой, он хочет тебя видеть, — тараторил мальчик, указывая на Люциуса и обращаясь к замершей на месте Гермионе.
Уставившись на Малфоя огромными, словно чайные блюдца, глазами она выглядела ошеломленной, хотя и бесконечно уставшей. Волосы были небрежно скручены в небольшую шишку на затылке, а из под простых плотно облегающих джинсов, выглядывали босые ступни. Ярко-красное кухонное полотенце, небрежно свисающее с плеча, почти сливалось с ее побагровевшими щеками.
– Элиас, детка, пожалуйста, зайди в дом и вымой перед ужином руки, – первое, что произнесла Гермиона, как только немного пришла в себя.
– Хорошо, мамочка. До свидания, Льюис, – Элиас оживленно помахал Малфою ладошкой.
Ошарашенный Люциус не мог произнести ни слова, глядя на Гермиону и стоящего рядом с ней ребенка.
«Мамочка?.. Мерлин всемогущий! Мамочка?! И этот малец, Элиас, сказал, что ему идет пятый год…»
Он резко повернулся, чтоб взглянуть вслед убегающему мальчику и обратил внимание на светлые густые кудряшки, хлопающие того по плечам. Шокированный Люциус перевел взгляд на Гермиону – в глазах, обращенных на него, застыл страх.
– Этот ребенок…
– Мой! – коротко отрезала она, прямо и открыто глядя на Малфоя.
О… Люциус знал этот взгляд – взгляд матери, которая сделает все, чтобы защитить своего ребенка. Сколько же раз он видел подобное выражение в глазах Нарциссы, когда дело касалось Драко.
– Я… ничего не понимаю… но почему вы ничего не сказали мне? – пытаясь справиться с новостью, обрушившейся на него, словно горный камнепад, тихо проговорил он.
– По-моему, это более чем ясно, – Гермиона скрестила руки на груди. – Что вы тут делаете?
– Я приехал поговорить с вами… но не… я не ожидал… можно ли стакан воды, мисс Грейнджер? Пожалуйста… – с трудом роняя слова с пересохших губ, Люциус ощутил, как сердце клокочет прямо в горле.
Несколько секунд Гермиона смотрела на него с опаской, но затем все же прошептала что-то себе под нос и сняла с крыльца наложенную защиту. Правда, сразу же бросила ее снова, как только Малфой переступил порог. Он удивленно приподнял бровь, слегка поражаясь подобной паранойе.
– Элиас то и дело норовит убежать в лес, а это гарантирует, что у него ничего выйдет. Пусть дышит себе свежим воздухом, но на безопасном крыльце, – коротко пояснила Гермиона.
– Понятно… Драко был в детстве точно такой же, постоянно убегал… Нам даже приходилось надевать на него зачарованный браслет. Он издавал сигнал тревоги в доме, как только ребенок пытался покинуть поместье, – Люциус видел, что она начала улыбаться, но почти сразу перестала и снова нахмурилась.
– Учтите – Элиас ни о чем не знает, он еще совсем маленький…
– Однако, довольно сообразительный… И разговорчивый, хотя порой и путает слова. Как, например, мертвые олени, которые могут похитить его, если убежит в лес… – Гермиона покраснела, осознав, кем именно пугала сына.
– Он невероятно смышлен для своих лет, – пробормотала смущенно. – Проходите.
Она открыла дверь и пропустила Малфоя вперед.
Люциус отметил, что дом, хотя и очень маленький, со старенькой подержанной мебелью, но обстановка вокруг дышит чистотой и уютом.
– Мне нужно закончить с ужином. Пойдемте на кухню, там и поговорим.
_________________________________________________________________________
Неспешно следуя за Гермионой, он то и дело натыкался на многочисленные фотографии ребенка, как развешенные на стенах, так и стоящие на столах и книжных полках. Вот крошечный белокурый младенец мирно сопит в корзине, уложенной атласным одеяльцем. А вот он же, но уже с кудряшками цвета светлого песка, сидит на коленях у Гарри Поттера, хохочет и хлопает от радости в ладошки, пуская слюни на игрушечный снитч. И, по-видимому, недавняя фотография… Элиас верхом на маленькой детской метле завис в полуметре от земли. С бурлящими, словно котел с зельем, мыслями, Люциус вошел в кухню и, молча уставился на корзину свежевыстиранного белья на столе.
– Извините, но у работающей матери-одиночки остается не так много времени на домашние дела, как хотелось бы… – Гермиона скупо улыбнулась и жестом пригласила его присесть. – Итак, зачем вы пришли сюда?
– Я пришел, чтобы задать вам… один вопрос… Почему? – тихо произнес Малфой, глядя, как она, повернувшись к плите, что-то помешивает в сотейнике.
В воздухе разносился насыщенный и вкусный аромат чеснока, смешанного с итальянскими травами.
– Что – почему? – Гермиона изо всех сил пыталась успокоиться.
Она всегда знала, что в один прекрасный день, скорей всего, придется сообщить ему об Элиасе. Но почему-то надеялась, что это произойдет на ее условиях, не так… внезапно.
– Когда меня арестовали… почему вы не выдвинули обвинения? Почему не заявили аврорам, что я изнасиловал вас? – хрипло выдавил Люциус дрожащими губами.
Гермиона выключила плиту и медленно обернулась с выражением крайнего удивления на лице.
– Потому что вы этого не делали, – отчеканила она, слегка сузив глаза. – Неужели все эти годы вы считали, что изнасиловали меня?
– Конечно… именно так я и считал… Считал, что принудил вас, что украл вашу невинность, а теперь… убедился, что нанес ущерб гораздо больший, чем думал, – он взглянул
