много и все они славились своим мастерством, и богато вознаграждали даже наименее искусных. Нам не нужно было охотиться — за свои драгоценности и золото мы могли прожить и без всего этого. — Торин вздохнул, и в его голосе Бильбо услышал хорошо скрываемую тоску. — То были счастливые дни, и даже у самых небогатых из нас всегда была еда и свободное время для того, чтобы изготовлять красивые вещи просто так, для собственного удовольствия. Чертоги моего деда буквально ломились от всевозможного оружия и драгоценных камней. Однако всё хорошее рано или поздно заканчивается — так и произошло с Горой. Однажды откуда-то со стороны мыса Сломанного Когтя до нас донесся гул, похожий на гул урагана или на плеск разбушевавшихся в море волн. Как мы узнали потом, уже после того, когда всё случилось, на наши мирные, богатые земли позарился самый настоящий водяной змей, которых наш род считал едва ли не старинной легендой. Тамошние змеи, водящиеся у мыса, любят всё блестящее, словно сороки. Они воруют золото и драгоценности, где и когда только могут — и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут они очень-очень долго, куда дольше, чем самая долгоживущая сова). Однако змеи никогда не попользуются даже самым дешевым колечком, потому что не видят в этом толка, их привлекает блеск, а не практическая польза. Сами они сделать неспособны ровно ничего (да собственно, им это и не нужно), они даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне. Как мы узнали потом от стражей, что патрулировали те места, тогда водяных змей расплодилось великое множество, и все они искали, что бы блестящее умыкнуть и забрать в свои коллекции. Так вот, был там один особенно жадный, сильный и отвратительный змей по имени Смауг. Он узнал о нашем богатстве и в один ничем, казалось бы, не примечательный день явился за ним. Надо сказать, много разрушений устроил он тогда! Перекрыв устье ближайшей реки камнями, он устроил великий потоп, который затопил главный вход в Гору и окрестности. Те из нас, кто находился под открытым небом, а не внутри Горы (на счастье, я был в их числе), издалека увидели, как огромная волна прошлась по пустоши, затапливая её, и в мгновение ока подползла к Горе. Мы пытались спасти своих товарищей, что остались внутри, но это удалось лишь отчасти — большинство погибло в первые же секунды, задохнувшись под водой или сломав себе шею, когда мощные потоки стали бить и кромсать всё внутри нашего дома. Когда волны чуть успокоились, явился он, ужасный Смауг. Змей напал на тех, кто чудом сумел выжить при наводнении и выплыл у главного входа, и почти всех истребил — обычная печальная история, тогда, увы, нередкая. Выжившие улетели оттуда в великом ужасе, и Гора с окрестностями, с полуостровом и богатствами была оставлена во владении водяного змея. Все наши драгоценности, которые помогали нам жить, остались у Смауга. Наверное, он, как водится у змеев, свалил все в кучу где-нибудь в самой дальней пещере. По ночам он выплывал через главный вход, похищал рыбных филинов, тех, что не побоялись остаться в своих родных местах, и съедал их, так что вскоре население частью погибло, а частью улетела искать новую родину. Не знаю доподлинно, что там творится сейчас, едва ли кто-нибудь осмеливается жить близко к Горе. Мы, малочисленная горстка пещерных сов, спасшихся в тот день, — сидели в своем убежище в Серебристой мгле и оплакивали судьбу, проклиная Смога. Вдруг мы услышали хлопанье крыльев, и в следующий момент в нору вошли мой отец и дед — помятые, с многочисленными неглубокими ранами, но живые. Они были очень мрачны и неразговорчивы. Когда я спросил, как им удалось уцелеть, они велели мне помолчать и сказали, что в свое время я все узнаю. Потом мы покинули эти края и, скитаясь с места на место, зарабатывали себе на жизнь, как могли: брались за кузнечное ремесло, добывали рыбу… Но об украденных у нас сокровищах мы помнили все время. И даже сейчас, когда, признаюсь, мы отложили кое-что про черный день и уже не терпим нужды, мы все еще полны решимости вернуть их обратно и отомстить Смогу, если удастся. С тех пор я часто ломал голову над тем, как спаслись отец и дед. Теперь я понимаю, что у них был в запасе этот самый потайной ход, о котором никто, кроме них, не знал. Очевидно, они и составили карту, и мне бы хотелось знать: каким образом её захватил Гэндальф и почему она не попала ко мне — законному наследнику?
— Я её не захватывал, мне её дали, — ответил волшебник. — Ваш дед Трор, как вы помните, был убит предводителем ворон, Азогом, или как он там себя величает.
— Будь проклято его имя! — отозвался Торин, даже распушившись от той ненависти, что испытывал к этой презренной птице.
— А Трейн, ваш отец, ушёл неизвестно куда, и с тех пор вы его не видели…
— Все это верно, — подтвердил Торин.
— Так вот, ваш отец перед уходом отдал мне карту и просил передать её вам. А что касается времени и места, которые я выбрал, чтобы вручить её, то моей вины тут нет, ведь чего мне стоило вас разыскать! Когда ваш отец отдавал мне карту, он и своё-то имя позабыл, не то что ваше, так что скажите мне спасибо! Получайте! — И он протянул бумагу Торину.
— Всё равно не понимаю, — сказал Торин, и Бильбо захотелось повторить то же самое. Объяснение и ему показалось не вполне ясным.
— Ваш дед, — медленно и сумрачно проговорила ястребиная сова, едва сдерживаясь от клёкота: судя по всему, она не любила подробно всё объяснять, ожидая, что слова её будут понятны и без этого, — собираясь на битву с воронами Пустошей, отдал карту на хранение сыну. После гибели вашего деда отец ваш отправился попытать счастья с картой; он пережил множество всяких злоключений, но так и не добрался до Горы. Я познакомился с ним в темницах Чистых; как он попал туда, не знаю.
— Вы-то что там делали? — спросил Торин, содрогнувшись, и все пещерные совы тоже вздрогнули. Даже Бильбо, насколько он был невежественен в истории и политике совиных царств, распушился. До Кунира тоже доходили в своё время слухи об ужасных совах, которых сравнивали едва ли не с хагсмарами. К счастью, Чистых разбили в войне углей давным-давно, и с тех пор про них не было ни слуху ни духу.
— Неважно. Интересовался кое-чем, как всегда, и, надо сказать, там мне пришлось довольно туго.
