– Молодец! Теперь он прямо под нами! – всхлипнула визгом Маруся.
– Не боись, подруга! – оскалился зэка. – Как эта хренотень ходит?
– Вот же! Маруся дёрнула что-то, Генка видел только её согнутую спину.
Кабина неприятно резко прыгнула вверх. Молчун стукнулся затылком о топчан и решил подняться. Втроём они бросились на панель управления, наугад щёлкая и нажимая. Выключили, затем включили прожектора. Потом кабина поехала влево, увлекая за собой стрелу и брякавший ковш. Генка увидел что-то, но тут вновь отключился свет. Потом они хохотали с Марусей над её словесной перепалкой с Петром, поскольку там не было ни одного приличного слова. Как только смех смолкал в молочной дымке тумана, он внезапно выкрикивал зычным голосом зэка:
– Дура, куда нахер?!
И девушка, только что балансировавшая по рельсу, спрыгивала в полынь, держась за живот от смеха.
Но два часа назад, когда опрокинутый на спину жук вертолёта ещё пытался карябать круглое дно экскаватора, а они не знали, что «шагалка», как это ни иронично, не шагает, а просто елозит задом, до смешного было – как до Луны пешком. Они многого не знали тогда… Но через восемнадцать часов Молчун будет вспоминать тот бой как один из самых значительных и счастливых моментов в своей жизни.
Техника всегда остаётся техникой. Спонтанно можно взлететь и на самолёте. Сначала они так и не смогли шагнуть. Но ярость поверженного вертолёта сыграла с тем злую шутку. Маруся сумела поднять экскаватор. Поднять на ноги. Бетонные ласты по бокам приняли на себя семьсот с лишним тонн шатающегося механизма. Потом Молчун с помощью Петра понял принцип. Экскаватор лежит на монорельсовой базе и может поворачиваться на триста шестьдесят градусов. А для того, чтобы шагнуть, необходимо уравновесить стрелу, которая тоже вместе с ковшом весит ого-го, и приподнять корпус. Затем базовые платформы раскачивают экскаватор вперёд-назад с неторопливой медлительностью. И лишь потом, перевесив, корпус машины толкает её, завоевав у пространства чуть меньше двух метров. Увы, «шагалка» не бороздит просторы тайги. Если кому бы то ни было сбрендило устроить состязание в скорости между черепахой, улиткой и шагающим экскаватором, то экскаватор был бы вторым после черепахи. Тем более загадкой останется его перемещение на тридцать километров за двадцать один час.
В своём неистовстве обугленные останки вертолёта заползли под рокочущую машину в тот момент, когда Маруся опять что-то нажала. Экскаватор сел, скрипя механическими суставами. Всё равно, что сесть на божью коровку или паука. Удивительно как, но из всеобщей какофонии скрежета они сразу уловили предсмертный выдох Хозяина, вдавливаемого и дробящегося камнями. Экскаватор пыхтел, ожидая новых команд. А они, опустошённые победой, не подумали, что всё только начинается.
Тряска, в которую они могли бы опрокинуть машину, если бы попытались шагнуть, заставила открыться дверцу крохотной, как и топчан самодельной, тумбочки. Там, брякнув, опрокинулась початая бутылка водки. В горлышко заботливо впихнули бумажную пробку, свернутую из какой-то писанины, и теперь Молчун смотрел, как размазываются чернила на разбухшей бумаге. Ему захотелось выпить. Остро ворвалось в грудь желание. Неуёмное и прожорливое. Отпустив по этому поводу шутку, которую никто не запомнил, он подхватил бутылку, опустился на топчан и выдернул пахучую пробку. Маруся прижалась к витражу кабины, тщетно высматривая погребённые останки вертолёта. Пахан, развалился в кресле, утирая с лица пот. Ждал своей очереди глотнуть из заветного горлышка. А пока решил поднять с пола неизвестно когда упавший автомат.
– Там люди! – крикнула Маруся. – Боже! Они мёртвые!
Генка поперхнулся, жгучая вода фонтаном выпрыгнула из горла, обжигая рот. Пахан, уже дотянувшийся до автомата, обернулся на крик. Но любая мерзость, словно крыса, появляется неожиданно. Торопливо семеня, с важным видом голосующего за депутата, она проносятся по комнате, заставляя женщин визжать и вспрыгивать на табуретки, а мужчин удивлённо таращиться в беспомощном оцепенении. Именно об этом подумал Молчун, когда в открытую дверь кабины молниеносно впрыгнула воняющая помойкой лисица.
У Маруси во второй раз за последние десять минут отвисла челюсть. Лиса кивнула ей, как старой знакомой, и не раздумывая прыгнула в кресло машиниста. Вскинувшийся зэка успел поймать левой рукой пахуче-гибкий живот зверя. В правой он держал автомат, который опять шлепнулся на пол, после того как красная от крови морда ткнулась в плечо. Зелёный язык царапнул обрубок уха. Сумбурное создание вяло раскрыло пасть, высмаркивая в лицо мелких копошащихся паразитов. С бычьим мычанием Пахан обрушил кулак на ухо кошмара, лисья голова с хрустом развернулась под прямым углом и злобно моргнула Марусе. Пётр грохнул сумбурчик об пол и пинком вышвырнул из кабины с криком:
– Закройте дверь!
Молчун держался противоположного мнения. Ему больше не хотелось водки. Но с бутылкой он не расстался. Пистолет впрыгнул в ладонь, когда Генка стучал подошвами по железной лесенке внутри экскаватора. Лиса, притворно издыхая, ползла мимо выкрашенного зелёным корпуса генератора, напоминающего спящего мамонта. «Знаешь и не стелешь – вдвойне глупо» – так? Они не закрыли дверь с платформы! «Заходите, люди добрые, берите что хотите!» – старый анекдот. Дурь! Генка швырнул своё приобретение, почемуто приняв бутылку за гранату. Она, брызгаясь водкой, разбилась рядом с лисой, та заюлила, уворачиваясь. Брызги и осколки вонзились в её чудовищно вывернутую голову.
– Там! Дверь! – гаркнуло сзади, бородатый зэк с автоматом громыхал следом.
С базы внутрь залезал ещё один безглазый кошмарик в последней стадии лучевой болезни. Генка выстрелил; чавкнув, мертвец вывалился обратно. Выстрел заложил уши камнепадом, отражаясь гулом от высокого потолка. Полудохлая лиса, извиваясь, клацнула опрокинутым ведром и сразу стала чёрной. Запах солярки густо швырнуло в вибрирующий воздух. Рокочущий двигатель-мамонт сбряцал искры, когда Пахан колошматил лису из автомата.
Одно исступлённое мгновение Генка наблюдал, как из чёрного бугорка вытягивается морда с алым глазом электронного устройства из будущего. Она вытягивалась больше, чем возможно, округляясь чёрными потёками. Ему это напомнило акулью голову застрявшего в камнях вертолёта и что-то ещё. Солярка с водкой вспыхнули осторожно и даже неохотно, но потом увлеклись. Распластанный зверь под чадящим огнём продолжал сучить лапками, словно впрыгивая в свою непомерно вытянутую морду. И тут Гена понял, на что это похоже.
На кольчужную задницу червя. Или голову. Да без разницы.
– Срань Господня, – прокомментировал Пётр, выдирая опустевший магазин.
Молчун, побаиваясь, выглянул на платформу – на ней дёргался мертвец, пытаясь подняться. «Лучше поздно, чем никогда», – решил Гена и захлопнул дверь. Вонючие пары солярки мешали дышать. Лиса растекалась бурлящей лужей, слабо похлюпывая плавящейся выпуклостью.
– Эй! Бросили меня, да? – высоко
