Она демонстративно поднялась и вдруг расплакалась.
– Лифчик забери, – посоветовал Вожорский, запинывая под диван пустые бутылки, которые звякали, тесня скопленные старые.
Потом он долго сидел, втиснув тяжёлую голову в ладони. Что делать? Нельзя же так сидеть в неопределённости: посадят или нет. Генка сволочь! Долбануть бы его по башке! Если посадят – плохо, а если не посадят – век себе не простишь, что на такую туфту купился. Что делать? Эта хоть ушла – и то легче. Не сдержался вчера, загулял… Надо ещё остограммиться, мысли повеселить. Он оделся, расчесал кудри пятернёй, свалил грязную посуду в предназначенный для неё таз. Выхватил из брюк, повешенных на спинку стула, остаток месячного бюджета, чуть не прослезился. Прилично ухлопал на эту тварь!
Город как будто посетила чума. Пустые улицы, разбитые витрины, перевёрнутые автомобили, тлеющие кучи мусора – кого этим удивишь? Что-то происходило, а что – Вовка понять не мог. Солнечная активность, и мир медленно поехал с катушек. Со вчерашнего дня все бармены запаслись газовыми баллончиками, вчера он сам подержал один в руке и даже прыснул в глаза какому-то хмырю, на что Ростислав, знакомый парень за стойкой, рассердился, отобрал баллон, быстренько загрузил водярой и вежливо выпроводил. Ну а та баба… по телефону плакалась. Точно! Ключ забыла, что ли? Он ещё собирался через балкон лезть. Да шестой этаж, отговорили. На работе забыла. Значит, попадёт сегодня домой. Чёрт с ней. И всё славно. Вовка, сплюнув, обошёл раздавленный машиной труп собаки. И чего не убирают? Кафе в полуподвале встретило прохладой и молчанием.
– А Ростислав где? – напрямую подваливая к стойке, спросил Вова парнишку с чиряком на скуле.
Тот, протирая стаканы, кивнул в знак приветствия:
– Замочили. Ночью. Трое. Цепью по башке.
– Да ты что? С чего вдруг?
– Тут вчера один гад «черёмухой» баловался. Ростик заступился…
– Что делается? – промычал Вожорский. – Полгорода на кладбище. У меня баба санитаркой в морге, говорит и там мест нет. Плесни чего-нибудь. За упокой души. Пустуете?
– Кто теперь к нам пойдёт? В трубу вылетаем. И так всё к чёрту. В час по шесть убийств по городу, не говоря уже…
– А вы день траура объявите, – предложил Вовка, прицениваясь к коньяку. Сто грамм явно маловато. Но пошло хорошо. Потеплело. – Бесплатно угощайте. В честь памяти. Он добрым был, Ростик, честным, весёлым. На халяву поди соберутся. И завтра придут, даже если цены поднимете. И послезавтра. Кто из сочувствия, кто в ожидании: не хлопнут ли ещё кого, чтобы опять на дармовщинку… Повтори, – подтолкнул пустой стакан. – Коньячку мне. Ага, этот.
Парень засуетился:
– Блин-оладь, точно! Реклама – двигатель прогресса. Клиентура! Ну давай! Бесплатно! С почином! Во голова!
Володя тянул коньяк, пока паренёк названивал по телефону:
– Крепкий, – зажмурился Вовка. – С собой можно?
Бармен махнул: бери, мол, и отваливай. Подхватив початую бутылку коньяка, довольный собой, Володя выполз из полуподвала и побрёл к автобусной остановке. Чем он не гений? И сам за здорово живешь отхватил, и ребятам подсобил. Но благодушия не получалось. Надо было ещё пачку сигарет выклянчить. Да ладно теперь уж. Установил поваленную скамейку, присел, отхлебнул из горлышка. Редкие прохожие обходили его стороной. Автобус долго не появлялся. А куда он, собственно говоря, собрался? К Нине. К её мужу. Придёт и выяснит всё, даже если тот дома. Мстительно улыбнувшись, Вовка не позавидовал Геннадию. Я те повыпендриваюсь! Так тряхну, что в штаны навалишь! Разберемся, как народ пугать! Всё-всё выясним! До пенсии на лекарство пахать будешь. Вот и девяточка. Почти пустая. Кондуктор есть, нет?
Нина открыла сразу же. Свеженькая, накрашенная, в розовом халате.
– Где ты бродишь? Вчера забегала, тебя нет.
– Дома? – спросил с порога.
– Нет. Уехал куда-то. Рюкзак собрал. Обратно, сказал, в дом отдыха. Поход у них там затеяли что ли? Ой, что случилось! Он квартиру у меня выкупает. Придёт, чтобы меня не было. Что делать будем?
– Пожрать дай, – Володя по-хозяйски прошёл в комнату, мимоходом посмотрел на заправленную постель, тело наполнили упругость и решительность. Взглянул на себя в овальное зеркало. Побриться не мешало бы. Нинка не любит когда колючий. Сбежал, значит. Ничего. Вернётся.
– Документы какие-то читал, – кричала из кухни Нина. – В папке. А на ней герб. Вот и пойми ху из ху.
Вожорский обмер. Герб? Правда, значит. Растудыт твою! Но тут же принял решение – ждать. Приедет, а там видно будет. Из окна выпадет или ещё что. Мало ли…
– Садись, ешь! Я своих лоботрясов сегодня отпустила. У Миши Шубина отец повесился. Надо же. Я не пошла, – Нина суетилась, наставляя на стол. – Тоже пообедаю. Я тут квартирку присмотрела. Однокомнатная, улучшенной планировки. Иди есть, слышишь? Ликёр будешь?
Вовка бочком протиснулся на кухню, сел на табурет, который застонал под тяжестью его веса. Выставил на стол полупустую бутылку коньяка.
– Надо же! Французский! Ты – прелесть, – чмокнула в висок. – Сейчас рюмочки принесу. Отпил уже? Или просто спирт в красивой посуде?
– Отпил, – Вовка зачерпнул ложку грибного супа, и она на миг исчезла в широкой пасти.
– Пьянка получится, – хихикнула Нина, ополоснув рюмки, установила на стол ликёр. – Вчера взяла. Апельсиновый. Ну? Дёрнем?
Он смотрел в её возбужденные весельем глаза и зачем-то вспомнил женщину, причесывающуюся на диване. «Я курить хочу, Вольдемар». Чего веселиться? Молча выпил, напихал в рот сала, хлеба, размочил супом. Готовить не умеет, из квартиры выгоняют. С милым рай в шалаше? Чёрт, а какая квартира! Санузел отдельный, ванна отдельно. Спальня непроходная. Чего ржёт, дура?
– Ты ругаться будешь, но я туфли себе купила. Италия. Сейчас самая мода.
– Я те чё муж – ругаться?
– Знаешь, ещё платье хочу. С вырезом. И косметичку.
– На какие шиши?
– Квартиру купим. Ещё останется… Вкусный. Ещё по одной?
И чего рюмками пить? Только горло дерёт. Хряпнуть – так сразу, чтобы мурашки по коже.
Нина болтала, терла щёки, раскраснелась. Тоже мне красавица! Ну и вкус у этого ублюдка! Как он с ней столько лет?
– …а Валька Попов и говорит: «Фэйс оф тэйбл». Представляешь? Ни хрена, извините, не знает, а туда же. Но с юмором. Чилдер, боже мой! Что с них взять? А Зоя Вавилова его книгой по башке. Ха-ха! А я ей: «Зоя, не рви учебник»… Мне четыре тетрадки осталось проверить. А в восьмой школе, представь, старшеклассники учителя истории избили. Прямо на уроке. Надо же! Я Зине Викторовне говорю… Что же ты не ешь?
– Дай стакан! – он выпил остатки коньяка и громко отрыгнул. – Наелся. Сальца бы ещё.
– Сейчас нарежу, – Нина подскочила к холодильнику.
– На какие квартиру брать собираешься? На мои?
– И на мои. Сложимся. Нам хватит, – она, орудуя ножом, нарезала сало.
– У тебя откуда?
– Так мой принёс. На стол высыпал. Подавись, говорит. Сейчас покажу… Сам порежь.
Вовка, хмурясь, подхватил нож и начал стругать жирный кусок с мясными прожилками. Одна долька. Вторая. Третья
