— Жить. Пообещай, Грейнджер, что ты будешь жить.
«Я обещала ему», — рыдая, думала она.
«Он не помнит этого», — отвечал холодный голос внутри неё.
«Я пообещала и, значит, должна сдержать обещание», — упрямо повторяла она себе, глубоко вдыхая и стараясь успокоиться.
«Ему на тебя плевать! Он не помнит тебя! Он не помнит о тебе! Он не помнит о вас!»
Гермиона помотала головой. Она тоже не хотела помнить. Она тоже не хотела знать. В эту минуту она не хотела даже жить, но обещание, данное ему в его объятиях, удерживало её на плаву.
Невольно она вспоминала о том времени, которое они провели вместе. Почти каждую ночь в течение полутора месяцев они общались, и если у неё была возможность общаться с другими людьми, то у него — нет. Может быть, всё, что было между ними, — не более, чем притворство? Может быть, это такая изощрённая спланированная месть? Гермиона не верила в это. Или не хотела верить…
— Никогда не отпущу тебя…
Она не заметила, как слёзы вновь покатились по её лицу. Она тихо выла, сильно закусив губу, только чтобы не кричать, только чтобы суметь пережить эту боль — оглушающую, замораживающую.
— Ты всегда будешь моей…
И она закричала. Надрывно, срывая голос и не заботясь ни о ком и ни о чём более. Гермионы больше не было такой, какой она была. Раньше она думала, что её жизнь разделена на периоды «до войны» и «после войны». Когда Малфой поселился в её голове, она мысленно провела черту между состояниями «до активизации проклятья» и «я проклята». Но теперь она знала, что все эти разделения и чёрточки не имели ничего общего с той бездной, что разверзлась между Гермионой Грейнджер в настоящем и Гермионой Грейнджер в прошлом.
Когда, средь угольев утра ты станешь мне чужой
,
Когда я стану и тебе чужим, моя душа
:
Держись за воздух ледяной
,
За воздух острый и стальной
,
Он между нами стал стеной, осталось лишь дышать.
гр. Мельница, «Прощай».
Конец первой части.
========== Часть вторая. I ==========
«Привет.
Что думаешь делать с нашим домом? Я могу подарить тебе свою долю, как тебе такая идея? В любом случае, жить я буду в Норе, так что решение за тобой. За вещами можешь зайти в любой день.
И да, в Нору тебе лучше пока не приходить.
Рон».
«Здравствуй, Рон.
Я не думаю, что хочу жить в нём в одиночестве. Может быть, мы сможем его продать? И разделить деньги на двоих, как и при покупке. Я смогу зайти за вещами завтра после обеда.
Гермиона».
«Гермиона.
Я согласен на продажу дома. Если начинать жизнь, то с чистого листа, верно?
Рон».
«Рон.
Я с тобой полностью согласна. Подам объявление о продаже на следующей неделе. Ты успеешь забрать оттуда все вещи до этого момента?
И когда ты стал таким поэтичным?
Гермиона».
«У меня были слишком умные учителя.
Шучу.
Конечно, я всё успею.
Рон».
***
Чтобы собрать все вещи, ей понадобилось три дня. Гермиона до сих пор не понимала, зачем ей понадобилось три супницы и четыре половника. Раньше она совершенно заслуженно считала, что больше всего у неё книг, но, оказалось, не только. Две дюжины разнообразных чашек (менять каждое время года), дюжина скатертей, пять молочников, три штопора… Она составила список, и от всей этой информации шла кругом голова, и Гермиона совершенно точно не знала, что делать с вещами дальше. Не было и мысли тащить весь этот хлам в маленькую квартирку под крышей.
На помощь неожиданно пришла её мама. Узнав о проблеме Гермионы, она смогла пристроить все неволшебные вещицы по своим знакомым, а многое даже продать. Волшебных же вещей было совсем немного, их она предложила сохранить на чердаке родительского дома.
Чудом Гермионе удалось разминуться в эти дни с Роном. Пару раз она даже видела, как он трансгрессировал к калитке, ведущей к дому, но вовремя успевала сбежать. Ей не хотелось встречаться с ним сейчас. Она только-только смогла зацементировать своё сердце и боялась новых потрясений.
В тот день, когда последняя коробка была уменьшена и отправлена на новое место жительства, Гермиона оглядела пустой дом и почувствовала сожаление оттого, что ничего не чувствует. Ей бы хотелось поскорбеть вместе с Роном об утраченных надеждах и мечтах, вспомнить все те светлые мгновения, которые подарил им этот дом и ей, в частности. Но она запретила себе чувствовать. Любое, даже мало-мальски похожее на романтическое воспоминание, могло вновь прорвать ту плотину, которую она воздвигала много дней. Возможно, когда-нибудь она оттает и найдёт в себе силы исцелить своё искалеченное сердце, но пока ей не оставалось ничего иного, как слепо жить дальше.
«Жить дальше. Как и обещала», — подумала она, проведя ладонью по каминной полке и запрещая себе думать о том, КОМУ она обещала и при каких ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Мысли о НЁМ были опасны для неё в первую очередь.
Спустя всего лишь один день после того, как она выставила дом на продажу, на весь магический мир прогремело известие о расторжении их с Роном помолвки. Кто-то из любопытных журналистов, заметив объявление Гермионы, решил разузнать, что да как, и неведомым образом добыл интересующую его информацию, которая произвела фурор. Как и предполагала Гермиона, их отношения долго рассматривали под микроскопом все, кто только владел чем-либо печатным. Строились версии и догадки: одна страшнее и смехотворнее другой, и Гермиона была счастлива находиться вдали от этой шумихи. С помощью магии она оградила себя от нежелательной почты — её могли найти только те совы, хозяев которых знала она лично.
Гермиона ожидала наплыв корреспонденции от людей, с которыми почти не общается. Ей даже прислали сочувствующие открытки некоторые из её клиентов. Ни на одно подобное письмо она не ответила.
Почти месяц она не посещала магическую часть Лондона. Гермиона была не готова к возможной встрече со знакомыми, а тем более с НИМ. Она прекрасно понимала, что в будний день в рабочее время шансы встретиться с кем-либо (а тем более с НИМ) практически равны нулю, но паника охватывала её каждый раз даже при мысли о том, что эта возможность существует.
Ей пока не хотелось бывать в мире, в котором жил ОН.
Практически каждый раз, когда она брала в руки волшебную палочку, она вспоминала о том мире, что покинула.
