— Атанде! Немедленно уберите от него свои руки! Проект «Юу» в данный момент уже должен был находиться в экспериментальной комнате, а он, оказывается, вот где пропадает… Что, будьте любезны сию же секунду объяснить, здесь вообще происходит?
Они все-таки прятались здесь, эти скотские машинки, эти грязные датчики, эта адова аппаратура, привезенная из такой же адовой кухни: бесшумные тени, бесшумные уши, бесшумные люди, вовсе не похожие на людей; Уолкер понятия не имел, откуда эти трое взялись, когда успели появиться, прошли ли долгие и звучные незамеченные метры или поднялись из-под разверзшейся под ногами земли, давно сросшись с окропленными кровью живыми стенами — теперь они просто здесь были, просто стояли над ним, просто хмурили заболевшие сердечным недугом глаза, поднимали наклеенные на стерильные лица врачебные обеззараживающие маски. В голове же вертелось дряхлым заведенным веретеном, ткущим больную парчу из рассеянного по полю ветра: «Юу, проект Юу, проект, проект, Юу, не человек, а чертов безголосый образец»; руки, нервозно подрагивая, стискивались на тонких обхваченных плечах, мальчишеское тельце рядом твердело, кровь продолжала выливаться, капать, бежать.
Аллену хватило всего одного беглого взгляда на окаменевшую детскую мордаху, чтобы увидеть почерневшие провалившиеся глаза, чтобы почуять близящийся ход новой крестовой крови, чтобы понять: о Боже, он просто дурак.
Дурак, дурак, такой невозможный, неизлечимый, страдающий проказой слепой наивности нелепый дурак.
Конечно же, кровь — это «нормально», конечно же, всё происходящее здесь — совершенно нормально тоже, когда человек с рождения — давно уже никакой не человек, когда для становления одной из особей своего вида отныне нужно появиться на свет в исключительных подобающих условиях, вселиться заблудшей господней душой в нужное, а не забракованное тело и ни за что с выбором не прогадать, если не хочешь познать участь еще более страшную, чем сумеет показать хозяин ночных кошмаров, червовая химера червового кровавого парфюмера.
— Предпочитаете, стало быть, отмалчиваться? Это вы зря. Мой вам скромный дружеский совет: либо отвечайте, и отвечайте правду, либо хотя бы уберите от нашего бесценного образца ваши немытые руки — проект «Юу» обошелся нам в слишком дорогостоящую цену, чтобы позволять кому попало притрагиваться к нему. Он — недосягаем для людей вашего ранга, многоуважаемый заплутавший гость.
Аллен, обычно миролюбивый, терпеливый и учтивый, раздраженно ощерился. Мазнул изучающим холодным взглядом по долговязому белохалатнику с копной длинных тонких волосенок, завязанных в черный засаленный хвост. Отскочил от стекляшек приплюснутых и заквадраченных половинок-очков, от вздутой растревоженной жилки возле правого виска, от еще двух молчащих кукольных санитаров, мрачно и тускло высвечивающихся за его спиной, будто сторожевые госпитальные огни. Услышал запах не сердец, а рабочих железных механизмов внутри, после чего вдруг ощутил, как мальчишка, одетый в лагерные обвисшие штаны и мешковатую рубаху с закатанными рукавами, выгоревшие до цвета снятого с плиты молока, прокляв неизвестное ему цветочное бессмысленное счастье, дернулся из удерживающих рук, освободился, покосился виноватыми глазами-смертниками, но покорился своим палачам, отошел на два подбитых шага, оставляя на металле пола алые сквозные капли.
— Эй! Малыш! Постой! Куда ты… что ты… черт… — оскалив зубы, Аллен, быстро поднявшись на ноги, со злобой стиснул побелевшие кулаки, уже наверняка зная, что место это начинает истово и люто ненавидеть, что не мальчонка здесь «ужасный жестокий дьяволеныш», а вездесущие твари в белых халатах — подражатели лысой рогатой свиньи. — Что за дрянь у вас здесь творится? — сталкиваясь рогами в рога, хрипло спросил он, украдкой всё наблюдая, как черноглазый детеныш отпячивается к стенке, прижимается к той спиной, отводит взгляд и пусто смотрит в сторонку, как будто стараясь уверить себя, что никакого седого придурка, взбередившего старые открытые раны, поблизости никогда не было и нет. — Что это за ребенок? Что вы собираетесь с ним делать? Что за мутная муть с этим вашим так называемым «проектом»? И, что самое главное сейчас, вы что, в упор не видите, что у него идет кровь?!
— И что? В чём, позвольте узнать, заключается ваша проблема? — скучающим голосом откормленной да черной африканской мамбы отозвался тот, кто стоял во главе конвоя, небрежно стащив двумя пальцами маску на прикрытую воротником шею. Перекатил во рту язык, всосал до ямочек впалые щеки, постучал каблуком ботинка по жестяным напольным пластинам тем жестом, которым обычно пытались избавиться от приклеившегося собачьего дерьма. — Кровь — это всего лишь кровь. Не вижу, что в ней может смущать двух взрослых людей нашего с вами чина. Для него же это и вовсе то же самое, что незаметная царапинка для вас или меня — у образца совершенно иной болевой порог и совершенно иные особенности тела. Но, если вас это так беспокоит, поспешу успокоить — все эти, с позволения, «раны» заживут даже раньше, чем мы с вами закончим разговор. Думаю, это решит проблему?
— Да какая разница, когда и что на нём заживет?! — покрываясь бледностью вспорхнувшего в воздух химического порошка, прорычал Уолкер, снова украдкой ловя сбитый с прицела, непонимающий, магнитом приманенный черный несчастный взгляд. — Ему же больно! Всё равно больно, не надо мне рассказывать, будто нет! Я ведь прекрасно вижу! Он, черти, сам мне сказал, что от всех этих ваших… не знаю чего… постоянно испытывает боль! И он же, господи… ребенок! Он еще просто ребенок! Почему меня не оставляет ощущение, что вы даже этого не можете понять?
Змеиная мамба сомнамбулой покачнулась навстречу, распахнула нашейный капюшон в обсидиане черной узорчатой чешуи и белого отглаженного ворота. Высунув никак не хотящий помещаться во рту язык, насмешливо выплюнула снарядом из ядовитых агавовых колючек:
— Вы заблуждаетесь. Всё, о чем вы пытаетесь донести до меня своим вульгарным криком, мне и так весьма хорошо известно. Просвещу вас, непонятливый молодой человек, в котором я остро угадываю заблудившегося без спросу экзорциста и только поэтому продолжаю вести этот утомительный фарс, что на детях раны заживают даже быстрее, так что у вас нет ни единой причины для треволнений.
